было лето. А еще раньше весна.
– Ты хочешь сказать, что в настоящий момент усредненное состояние всех реальностей выглядит как беспросветная осенняя тоска?
– Вне всяких сомнений, – Олень снова помотал головой, отгоняя мух. – Вселенная умирает.
– Это естественно, – пожал я плечами. – Всему на свете рано или поздно приходит конец.
– Я не о том, – ответил Олень. – Агония уже началась. Когда-то мир становился с каждым днем все лучше, но теперь лучше уже не будет, поскольку пройдена точка наивысшей энергии. У любого процесса есть расцвет, кульминация и закат. Кульминация этого мира в прошлом. Все. Наступает поздняя осень. И люди сыграли в этом не последнюю роль.
И действительно вдруг наступила осень. Мы с Оленем оказались в том самом пожелтевшем лесу, на краю той самой поляны. Моросил дождь. Медленно падали листья. Я поежился и опустил закатанные штанины.
– Погоди! – Я испугался, что Олень пропадет или я проснусь и не узнаю чего-то очень важного. – Ты сказал о роли людей.
– Тебя это волнует? – Олень поднял морду. – Как странно… Беда как раз в том, что люди стали никому не нужны. В том числе и самим людям. В том числе и сами себе. Никому ничего не нужно. Кроме денег.
– Разве что-то изменилось? – удивился я. – Разве раньше было не так?
– Конечно. Раньше мир был пестрым, как лоскутное одеяло. В каждом месте, а их было много, люди ценили разные вещи. В Римской Империи тоже деньги ценились превыше всего, но варваров в лесах было куда больше. Для них деньги не значили ничего. Они ценили то, что называли доблестью. Были и другие. Для кого-то что-то значила любовь, для кого-то что-то значил талант. Для кого-то бог не был пустым словом.
– Постой! – помотал я головой. – Сейчас тоже есть люди, которые ценят талант и любовь.
– Нет, – грустно заметил Олень. – Мир уже не такой пестрый. Осталось всего три или четыре лоскута, в которых ценятся разные вещи – красота, сила, страсть. Но большую часть вашей реальности заполонило желание денег. Ими измеряется все. Даже талант – за сколько можно продать творение или сколько на него было затрачено. Даже красота. Даже жизнь.
– Но далеко не все люди измеряют окружающее таким мерилом!
– Ну и что? – Олень посмотрел на меня тем же взглядом, каким иногда смотрела Зинаида Исаевна. – Сколько бы ни было, осталось их слишком мало. Порог перейден. Баланс нарушен. Все. Видишь, как падают листья? Надо уметь наслаждаться и такой красотой.
– Думаешь? – зло спросил я.
– Ничего другого не остается. И чем дальше, тем будет хуже. Агония человечества будет очень тяжелой. Болезненной. Люди никому не нужны. Даже себе. Они выкашивают друг друга в войнах, взрывают себя в толпе, выкидывают друг друга из окон, чтобы завладеть квартирой, а потом продать ее. Накачивают себя наркотиками, чтобы упасть красиво, как эти листья. Даже дети уже никому не нужны. Их попросту перестали рожать. Люди подсознательно чувствуют, что миру приходит конец.
– И ничего исправить нельзя? – с напором спросил я.
–
