Для жареного цыплёнка всё худшее позади.
– Вот и хорошо. А сейчас уходи отсюда как можно естественнее.
Не дожидаясь ответа, «купец» вновь щёлкнул пальцами, и биржа вернулась в нормальное состояние.
– Ланенс? – расхохотался купец, громко и презрительно. – Нет, парень, такой ты мне не нужен. – Повернулся и пошёл.
Покраснев, как рак, под громовой хохот очереди (опустив глаза, чтобы не встречаться ни с кем взглядом), юноша протолкался к выходу и, не останавливаясь, побежал – подальше отсюда, как можно дальше.
Забежав в ближайший парк, он остановился и, свернув в неприметную аллею, с опаской полез в нагрудный карман. Вдруг наваждение!
Наваждения не было. А был чек на пятьдесят пять федеральных золотых, выписанный на гербовой бумаге; был плотный коричневатый лист, исписанный убористым почерком. Нда, с грамотностью у нас не так уж хорошо. Впрочем, практически всё понятно. Ну и странный же этот «купец»! А вдруг… Ланенс торопливо спрятал чек и инструкции назад в карман и оглянулся. Никого. Так, самое главное – успокоиться. Как это неожиданно – дал деньги, странные какие-то указания, а сам ушёл. Что, если просто получить по чеку и сбежать куда захочется?
Некоторое время подобные мысли одолевали Ланенса, который никогда в жизни не держал в руках столько денег. А если ловушка? Если завтра его схватят и бросят в городскую тюрьму за попытку получить по поддельному чеку? Некоторое время юноша пытался понять, какой подвох может за этим скрываться, и плюнул: слишком многими неприятностями могла завершиться эта странная встреча. Но и выгоду можно извлечь немалую. Это, несомненно, испытание. Его, Ланенса, проверяют – вначале, надо полагать, на честность.
Надо быть полным дураком, чтобы провалить испытание в самом начале. Ну не похож этот господин на мошенника. К тому же магией владеет, и если захочет втянуть его, несостоявшегося мастера по коже, в какие-то тёмные дела, то и втянет. Куда простому человеку против магии!
Совсем успокоившись, Ланенс принял решение принять вызов судьбы и делать то, что велено. Вдруг боги, на сей раз, окажутся милостивы!
Вечером, в ночлежке, он никак не мог заснуть. Всё время прижимал ладонь к карману, где лежали две бумаги, одна драгоценнее другой. И – странное дело: так подмывало похвастаться удачей перед товарищами по несчастью – однако хватило ума держать язык за зубами. Даже вид удалось принять вполне убедительно мрачный. Те, кто вынужден ютиться под отвратительной крышей муниципальных «гостиниц для неимущих», как они именуются официально, редко улыбаются.
– Эй! Клеммен! Опять размечтался? Быстро сюда!
Это Буарт, мой добрый хозяин. Впрочем, зря я на него жалуюсь: его сын, Гарвин, куда менее вежлив. Может, ему тоже дело отца не нравится? Скорее всего, просто пить надо меньше: у него на лице написано, чего и сколько он выпил накануне. Всё лицо исписано… Когда отца замещает, правда, всегда трезв.
Получил я от него ящик, получил адрес – Верхняя
