немного, застоявшийся воздух их лёгких выпустить…
Непонятные вещи говорит прапорщик. Непонятные, как всякие пророчества. Роман, конечно, и
сам видит, что это армейское умение мало связано с его главными целями жизни – ну, разве что
где-то потом за себя постоять. Не более того. Просто есть какая-то внутренняя тяга, и он ей не
перечит. А лучше бы сажать в жизни другие семена. Настоящим его делом будет своё село, земля,
пашня. Задевают его как-то слова прапорщика о его тонком духовном слое, которое он с зелёным
дёрном сравнил. Вот он и будет его наращивать в себе самым духовным, что есть в жизни –
работой на земле.
Пустыня, хоть и имеет, конечно же, какую-то собственную жизнь, но ведь если её сравнивать с
10
нормальной землёй, тоже похожа на бездну. Вот если бы всю пустыню планеты плодородной
почвой одеть! Да ведь на такой богатой земле уже никакие границы, армии и войны не
потребовались бы. Странно, что почему-то главные запасы нефти находятся там, где жизни
меньше всего: пустыня, тундра… Почему-то органика ушла внутрь в этих местах. А вот если бы
произвести с этой нефтью нечто обратное, превратив её в почву! Это было бы куда полезнее, чем
перегонять её в бензин и солярку, заливая потом баки танков и других военных машин. Но всё это,
конечно, мечты и фантазии, которые Люба, например, слушает теперь, с удивлением вытаращив
свои замечательные глаза.
Короче, дома ему предстоит немало. И кандидатом в члены партии на последнем году службы
он становится в соответствии со своими первыми преобразовательными планами в селе,
постепенно выработанными в переписке с другом.
– Как? – удивившись, перебивает его Люба. – Ты станешь членом Коммунистической партии?
Ты? Такой молодой? А Витя, конечно, тоже?
– Нет, у него какие-то другие планы. А я хочу вступить потому, что мне хочется как-то
посерьёзней, что ли, относиться к жизни. Чтобы иметь какой-то вес.
– А Витя, выходит, не хочет его иметь?
– Знаешь, не могу тебе врать, – с неловкостью признаётся Роман, – но когда у нас на собрании
комсомольской организации обсуждали его как кандидата в члены партии, я сам проголосовал
против.
– Против? Но вы же друзья!
– Потому-то я и должен был поступить честно. Я прямо и открыто говорил ему обо всём до
собрания, сказал и на собрании. Раньше он всё время заявлял, что партийным просто легче жить,
легче квартиру получить, легче в институт поступить и всё такое. Мы с ним много об этом спорили.
Как же я мог голосовать «за»?
– Именно потому он и называет тебя Справедливым?
– Наверное, и за это тоже. И если уж называет, значит, и сам понимает,
