рассказывал, кто и как себя вёл, примерно так: – Мария Николаевна, а Лена Осипова без вас плевалась на Костю Мурзенко, а Костя Мурзенко сказал ей плохое слово «сука». Витя Грач снял штаны и побежал босиком в туалет, а Оксана и Оля отнимали друг у друга куклу и оторвали ей руку.
Воспитательница хвалила Мишу и делала замечания непослушным, а иногда и наказывала провинившихся, ставя их в угол, и Миша знал, что это по его словам наказали детей – вот что значит доверие взрослых.
Постепенно он стал считать себя ответственным за порядок в группе и докладывал воспитательнице обо всех шалостях детей, даже когда его и не просили. Дети знали, что Миша всё расскажет о них воспитательнице и называли его ябедой. Мальчики, иногда, пинали его сзади, исподтишка, на прогулке, а девочки просто толкали в грязь, если прогулка была после дождя, но Миша не обижался и с ещё большим усердием служил воспитательнице, будучи её глазами и ушами в группе.
Дома Миша рос тихим и послушным мальчиком, настолько послушным, что отец иногда вспыхивал: – Пусть бы что-нибудь сломал или набедокурил, а то не поймешь – есть в доме ребенок или нет!
На что мать неизменно отвечала: – Вот и хорошо, что тихий – не будет хулиганом, когда подрастёт, и не будет попадать в плохие истории и связываться с плохими людьми.
Впрочем, отца Миша видел изредка, в выходной день и то не всегда: такова жизнь сельского шофера – сегодня здесь, а завтра там, в постоянных разъездах по краю. Осенью в уборочную страду, отец вообще жил в совхозе, куда его направляли с грузовиком в помощь. По окончанию уборочной дома, он грузился в товарняк и поездом уезжал в Сибирь или Казахстан на уборку их урожая.
Мать Миши была женщина болезненная от рождения и от голодных военных лет, пришедшихся на её детские годы и ребенком занималась мало: одеть и накормить – все материнские заботы, поэтому характер Миши формировался в детсаду, где с помощью воспитательницы он осваивал азы доносительства и подхалимажа – и осваивал вполне успешно.
Будучи дома предоставленным сам себе, он листал детские книжки с картинками, играл машинками, изображая себя шофером, как отец, или слушал детские передачи по радио, а с пяти лет уже ставил и слушал детские пластинки на радиоле, которую купили родители и поставили в углу комнаты, где играл и спал Миша.
Иногда, когда мать ненадолго выходила из дома по своим делам, Миша подносил стул к буфету, стоявшему в комнате, залезал на стул, открывал верхнюю дверцу буфета, дотягивался до полотняного мешочка, где лежали шоколадные конфеты, брал две конфеты, закрывал буфет, отодвигал стул на место и торопливо съедал конфеты в своём углу – пока не вернулась мать.
Конфеты были дома всегда, но только карамельки, а шоколадные конфеты покупала мать в дни зарплаты или привозил отец из своих поездок. Мать ставила эти конфеты по выходным дням на стол, когда все вместе пили чай, но Мише хотелось отведать их мягкой сладости всегда – вот и приходилось брать их украдкой, когда отца и матери
