твоём писании об этом говорилось. Вроде, что придёт какой-то там противохрист, и не то устроит дебош, не то выучит все молитвы наизусть. Разве не так?
– Не так, – подбородок священника стал ну точь-в-точь как ледяной кубик. Еве казалось странным, что он защищает чужеземца, да к тому же без бороды. Но по взгляду, похожему на хлёсткий удар хлыста, по говору было видно: священник – порядочный человек. – Ты взял бы, освоил грамоту, да прочитал сам.
– Мы, наверное, поедем, – негромко сказала Ева.
– А с этим Яном мы ещё поговорим, – сказал чернобородый. – Всегда знал, что эти жаборылые не просто так обустраиваются на нашей земле. Пройдёт время, и сюда нагрянет их армия.
Эдгар сглотнул и извлёк из своего истончившегося голоса максимум громкости:
– Я буду в печали, если мой труд пропадёт даром.
– Тебя никто не спрашивал, – сказал чернобородый – Ребятки сказали, что вы здесь резали лесную зверушку и ели сырое мясо.
Ева задохнулась от возмущения.
– Мы не едим мёртвых зверушек. До сих пор мы ели только то, что собрала мне в дорогу мама… как-то: пшеничные лепёшки, орехи, вяленое мясо… Мы что же, похожи на тигров или грифонов, чтобы есть сырых зверюшек? Похожи на вурдалаков или минотавра греческого?
Ева спрыгнула с повозки, и все всадники, как зачарованные, уставились на неё – так, будто их привязали за носы к руке девчушки. Мужчины переглядывались и, видно, ощущали себя стаей добродушных деревенских псов перед сумасшедшей лисицей.
– Да что ты на меня смотришь? – кричала Ева на чернобородого, и слюна пузырилась на её губах, почти как у одержимой бесом. – Да чтоб у тебя, господин, каждый день был на ужин мёртвый енот!
– Дети – символ царствия Божьего, – пробормотал священник.
– Ага, значит это был енот, – удовлетворённо, хотя и слегка обескуражено заметил кто-то.
Ева оглянулась на Эдгара; тот сидел, понурив плечи, и странно, крупно вздрагивал. В груди его что-то клокотало, будто там завёлся целый выводок сороконожек.
– Мы пытались понять, что с ним случилось, – сказала Ева. – Он бежал и вдруг упал, как будто мёртвый. Мы думали, может, ему можно чем-нибудь помочь? Может, у него отказали лапки?
Бородач хмурился. Кто-то из его спутников, помоложе, с интересом спросил:
– И как? Помогли?
– Нет, – Ева выпятила нижнюю губу, из-под насупленных бровей разглядывая всадников. – У него не оказалось денег, чтобы заплатить.
Всадники расхохотались. Чернобородый, выпятив губы, дул в свою бороду, пытаясь удержать себя то ли от ухмылки, то ли от гримасы ярости. Этот смех внёс окончательный разлад в отношения между собой их лошадей, которые теперь сталкивались грудью и боками, кое-кто даже отчаянно лягался. Всадники, всё так же хохоча, поджимали под себя ноги, пытаясь уберечь их от незавидной судьбы быть раздавленными. Ослик повернул назад уши, похожие на два дупла в стволе старого дерева.
– Езжайте, – крикнул священник, пытаясь удержаться
