что в него не веришь. Попробуй зажмуриться и представить… солнце там… львы…
– Ни разу не видел львов, – по-прежнему меланхолично произнёс Эдгар. Он косился на Еву с каким-то поскучневшим испугом, как запертый в клетке голубь косится на кота. – Темнеет.
– В это время мы с братьями уже по кроватям, – удивлённо сказала Ева, заглядывая в реальный мир через окно одного из своих нагретых солнцем зданий.
Они остановились на ночлег, съехав к обочине тракта. Эдгар сказал, что нужно уехать глубже в лес, укрыться в листве и там заночевать, но ослик встал под кустом жимолости и не пожелал больше никуда двигаться. Пришлось освободить его от пут. Заканчивался самый длинный день в жизни маленькой девочки – не помнила она ещё ни одного дня, когда хотелось бы заново распробовать каждый кусочек, не глотать его, так, как глотала она, а разжевать и покатать на языке. Было холодно и непривычно весь день без крыши над головой, каждую минуту этого дня казалось, что вот-вот случиться что-то страшное, и только сейчас Ева внезапно поняла, что всё самое страшное уже случилось.
Эдгар, напротив, начал немного отходить от потрясения. Первым делом он распряг осла, потом с наслаждением потянулся, хрустя своими великанскими суставами. День давно уже клевал носом, веки его медленно опускались. В воздухе разлито молоко, и Ева пыталась им напиться, широко открывая рот.
Ехать весь день в повозке оказалось не так-то просто. Отсиженный, отбитый на кочках копчик ныл, губы потрескались от редких, но болезненных взглядов солнца и шершавых пальцев ветра. В голове остался какой-то ритм, что сопровождал их повозку на протяжении всего пути, и сколько ей не тряси, избавиться от него не получится. Ева задремала, положив под голову ладони, но её почти сразу разбудил звук выволакиваемых мешков.
– Не время спать, – тихо и торжественно сказал великан, и Ева увидела у него на руках знакомый кулёк. Он уже ощутимо попахивал. – Сейчас ты увидишь божью искру.
Он положил енота на край повозки, откинул край тряпицы, сказал:
– Смотри.
– Я ничего не вижу.
Ева почти смогла увидеть свой первый за сегодня сон, и какой-то дохлый енот – плохая ему замена.
Там, где путники встали на ночлег, нависал огромный дуб. Подошвами ног чувствовались покатые бока желудей, по стволу его бродили жуки-олени, которые ещё несколько лет назад вызвали у Евы живой интерес. Но самое главное – под этим дубом жила жирная тень, похожая на кисточку из беличьего хвоста, с которого стекала чернильная краска и капли дождя, который сюда почти не проникал. Великан перенёс свёрток с тельцем зверька в эту тень и велел Еве смотреть внимательнее (от нетерпения он даже притопывал ногами), и на этот раз она увидела, как тушка зверька слабо светится. В его развороченном животе словно поселились светлячки. Вытянув шею, девочка подползла поближе. Внутренности успели почернеть, какие-то съёжились, какие-то, напротив, увеличились. Ева не смогла понять, что конкретно светится, но личинок светлячков там, в животе,
