решительно заступил дорогу Бучиле:
– Эта баба говорит, что девочка дочь мещерского князя. Что ты сделал с ее матерью!? Она должна была стать для нас самой дорогой полонянкой. Ты убил ее!?
Бучило тряс кудлатой головой, отстраняя лицо от цепких рук девочки. Шлем он видимо где-то потерял, когда сразу заприметив княжеский дом первым туда ввалился, выбив дверь. Наконец он перехватил руки девочки, оторвав их от своей бороды, попутно «переварив» и вопрос княжича.
– Какого князя?… Не ведаю… Она не хотела отдавать мне мою добычу на меня с мечом… ха-ха баба с сиськами, с брюхом и меч двумя руками еле держит ха-ха… ну я меч из рук ее выбил и своим прямо в брюхо… ха-ха… жирное брюхо, меч как в масло вошел… кровищи из нее как с хорошей свиньи, вот весь запачкался,– Бучила дико захохотал, продолжая ногой лягать вцепившуюся в него пожилую мещерячку, видимо няньку княжны.
Девочка тем временем вновь вцепилась в бороду убийцы своей матери. Но почему-то Бучиле это доставляло не только боль, но и какое-то одному ему понятное удовольствие – он не столько отрывал ее руки от бороды сколько жмурился и удовлетворенно урчал. Нянька, сообразив кто такой этот юный кривич, о чем говорили его доспехи и шлем. Он единственный изо всех имел не просто кольчугу в виде рубахи, а с железной «юбкой» снизу, его руки до локтей закрывали наручни, а на ногах набедренники и поножни, и шлем у него одного был с железной «чешуей» закрывавшей сзади шею… Так вот, нянька превозмогая боль от ударов, что нанес-таки ей Бучила, согнувшись подбежала к княжичу, упала перед ним на колени:
– Княц… Княц!! Воймега доц наш княц. Он,– нянька с ненавистью взглянула на Бучилу,– убил Мокшу, наш княгиня! Не доцвол ему!!…– старая женщина, видимо исчерпав свой запас славянских слов дальше заговорила по-мещерски, но для Вячеслава все уже было ясно.
– Бучила оставь девочку! Она княжна и тебе не по чину. А за убийство мещерской княгини ответ держать будешь!
Привлеченные этой громкоголосой перепалкой многие дружинники прекратили грабеж и насилие. То есть перестали заваливать не успевших убежать женщин, а стали привязывать их ко всему к чему можно привязать, чтобы не убежали. Десятка два дружинников, в том числе и Голова, успевшие спрятать в укромные места свои мешки, встали рядом с княжичем – опытные воины они и в бою ловчее всех и в грабеже быстрее управлялись, при этом никогда не добивали раненых и не убивали женщин, не издевались над ними. Насильникам, как правило, в деле грабежа перепадало меньше, ведь для них на первом месте была их страсть. Тем более сотник Голова, будучи уже не молодым, совсем не отвлекался на женщин.
– Нет княжич, сейчас уже не бой, и ты мне не судья и не начальник, и никто не в праве отнять у меня мою добычу. Я не ведал кто та баба, которой я брюхо вспорол, и не ведаю кто эта девчонка… Я сейчас только ведаю, что она моя добыча и рукой своей чую, что мясо на ней уж очень мягкое и косточки мелкие-мелкие и чистая такая что от нее дух как от леса соснового…
