трубку.
Вот же идиотка. Знаю ведь, что нельзя его пускать. Я почистила клетку и оставила ее сохнуть. Вытащила чистые подстилки из стиральной машины и положила их в сушилку. Я вынимала посуду из посудомоечной машины, когда звякнул дверной колокольчик. «Звонок-попрыгун», так называли его папа и дедушка, колокольчик был из старомодных созданий, такой, на пружинке. В магазинчике осталось много всякой ерунды с тех времен, когда дедушка держал тут волшебную лавку. Его товары – карты для фокусов, цилиндры, перчатки на большой палец, шелковые шарфы и дымный порох. Насколько я помню, в магазинчике продавались только необычные вещи. Иногда мне становится интересно, что бы он подумал обо мне? Ошейники, поводки, кошачьи игрушки на той самой витрине, где раньше висел реквизит для волшебных фокусов.
Колокольчик возвестил о приходе почтальона. Когда вошел Фарки, я сортировала счета по дате оплаты. Настоящее имя моего приятеля Эммануэль Фаркар. Фарки звучит ничуть не лучше. Я своим глазам не поверила! Чисто выбрит. Подстрижен. Дорогая рубашка застегнута на все пуговицы. Джинсы и ботинки. Я не видела, чтобы он выглядел лучше с тех пор, как мы фотографировались для школьного альбома в восьмом классе. Он взглянул на меня слезливыми карими глазами.
– Она заставляет меня так одеваться, – пожаловался он. – Вручила мне эту рубашку и отобрала мою майку с «Нирваной».
Затем, прищурившись, Фарки оглядел магазин.
– Что‐то слишком тихо. Где Купер?
Купер – большой трехцветный кот, которого мне подбросили четыре года назад.
– Спит где‐нибудь, – для светских бесед настроения не было. – Так что там с Селмой?
– Я расскажу тебе, расскажу.
Грустный взгляд, обегающий полки и прилавок.
– Может, сядем за стол? Как раньше.
Ну что я за дурочка. Совсем как мой отец. Стоило Фарки упомянуть, что мы больше не друзья, и я уже не могла вышвырнуть его за дверь, как следовало бы поступить. Мы прошли в заднюю комнату. Когда‐то здесь располагалась маленькая кухонька для крошечной квартирки за магазином. Сейчас это магазинная кладовка, но в ней сохранился круглый красный стол с хромовой окантовкой. И четыре стула с обтянутыми винилом сиденьями и спинками были почти целиком красными, если не обращать внимания на дырки, заклеенные темным скотчем. Вздохнув, Фарки уселся. Я налила ему чашку кофе и подогрела свой. Машинально. А как бы поступили папа и дедушка?
– Селтси, мне так…
– Что случилось с Селмой?
Если он снова начнет мямлить извинения, я никогда его не прощу. Ужасно выслушивать такую неуклюжую хрень, когда вся твоя боль – наружу и всем видна. Он сделал большой глоток кофе и вздохнул.
– Я так замерз! О'кей, о'кей. Итак, я еду, поворачиваю, где миссис Мего мне указывает, и мы останавливаемся у Фреда Мейера. Мне велят ждать в машине. Она делает покупки, выходит с тремя пакетами и тележкой, которую толкает упаковщик.
