и чтобы у него нашлись слова для отца, отношения с которым он, по сути, разорвал вместе с клятвой. А что он скажет матери и младшему брату, успевшему вырасти? Как объяснит, почему тогда отринул наследное право, выбрав Дорина?
И еще один момент: выйдя за него, Ириана стала госпожой Эстфол не только по имени, но и по принадлежности к знати. Ее полный титул был «госпожа управительница». Выдержит ли он сам, если к нему будут обращаться «господин управитель»? Шаол мысленно усмехнулся: о каких пустяках он думает, когда Аньелю грозит такая беда!
Как будто титулы и родословные могли спасти город!
Сартак опустил руку на эфес меча.
– Постарайся продержаться, господин Эстфол. Руккины явятся в Аньель через день-другой после тебя, а пехотинцы – через неделю.
– Спасибо, – ответил Шаол, пожимая руки Сартаку и Хасаре.
– Благодарить будешь, если мы спасем твой город, – съязвила Хасара.
Глава 12
Ради этого она отдала все и радовалась, что так поступила.
Аэлина лежала в темноте. Железная крышка над головой напоминала ночь без звезд. Проснувшись в железном ящике, она поняла, что лежит… уже давно. Судя по мокрой спине, тело устало ждать, когда откроют крышку, и опорожнилось внутрь ящика. Плевать.
Возможно, все ее действия были напрасными. Обетованная королева… красивая сказка.
Королева, пообещавшая умереть, отдать себя на заклание ради выплаты долга одной древней принцессы и спасения этого мира.
Она не сможет этого сделать, даже если пока ей и удается выдерживать плен у Маэвы. Даже если ей приоткрылось то, что Маэва тщательно прячет от всех. А вдруг и это ей привиделось?
У них мало надежд победить Эравана. Победить Маэву… еще меньше.
Слезы катились по щекам, скрытым железной маской. Что толку от этих слез? Плачь не плачь, ей не вырваться из этого места. Из этого ящика.
Никогда ее волосы не ощутят ласкового теплого солнца, а щеки – прикосновения ветра, пахнущего морем.
Слезы текли безостановочно, не подчиняясь ее воле. Словно плотина прорвалась у нее внутри, когда она увидела струйку крови, стекающую по щеке Маэвы.
Пусть Кэрн видит ее слезы, пусть нюхает их.
Пусть ломает ее, пока она не превратится в окровавленный кусок мяса на полу. Пусть он снова и снова повторяет свои истязания.
Она не станет сопротивляться. Ее силы на сопротивление кончились.
Застонала открывшаяся и закрывшаяся дверь. Послышались крадущиеся шаги. Потом удар кулаком по крышке железного гроба.
– Как насчет того, чтобы полежать в темноте еще несколько дней?
Жаль, что она не могла с головой завернуться в эту темноту.
Кэрн велел Фенрису справить нужду и возвращаться. В помещении стало тихо. Затем послышалось негромкое царапанье по крышке. Казалось, Кэрн водил по ней кинжалом.
– Я вот тут думаю, как тебе отплатить, когда открою крышку.
Аэлина
