виноградом.
– Беги, Настенька, беги, дурочка, – плакала мать, отталкивая от себя ребенка.
Ей никак не удавалось встать, и она с каждой попыткой теряла все больше сил.
Из-за стволов раскидистых каштанов, лязгая металлом льющихся полированных гусениц, выкатилась молдавская БМП. Иванютенко бросился к матери с ребенком, надеясь спасти их, поднять, впихнуть в этот злосчастный подъезд. И тогда с бронемашины по бегущему человеку дробно стукнул спаренный пулемет.
Свет вдруг померк в глазах бывшего лейтенанта, и для мужчины все закончилось. Николай умер на бегу. Пули вошли в позвоночник, сердце и легкие, сбив его тело на тротуар, словно кеглю.
Волосы мертвого перебирал теплый июньский ветер, и кровь, похожая на терпкое красное вино, медленно разливалась по асфальту.
В августе войну завершили российские миротворческие войска. Но эта боль, эта ненависть и стремление убивать, зародившиеся, видимо, в Афганистане, еще долго трепали бывшие колосья снопа, что когда-то звался – СССР.
Ничего этого Сергей Сокольских не знал и о тех событиях представления имель очень смутные. Да, была в том регионе война, погибли люди. И у него, Сергея, тоже ведь была война – настоящая. Сколько их уже было? Но каждая из этих чужих войн была как своя, ведь все они были так похожи. Непростительно похожи.
– Птица, сторгуй винтарь. – Шмидт, мысленно вновь переживший все те события, которые застал совсем мальчишкой, молчал уже больше получаса. Выкурил три сигареты. А теперь вот сменил тему.
– Который? – удивился Сокольских.
– «Мосинку», конечно, остальное у тебя откровенное барахло.
– Да? А АКМ?
– А куда я с ними? До первого военного патруля? Нет, давай «Мосинку». Сколько хочешь?
– А сколько предложишь? Только не жмись, у тебя вон тачка есть, купил же на что-то.
Шмидт назвал цену.
– Да, негусто… – протянул разочарованно Птица.
– Да брось, Есаул тебе все равно за нее много не даст, ты же ему оптом все сдавать будешь.
Сергей подумал: «Что мне винтовка? Себе не оставлю».
«Болтовки» Сокольских не любил, но не потому что они были плохими, скорее, наоборот, очень даже отличными. Просто стиль у Птицы был не тот, ну вот не с руки ему было затвор передергивать после каждого выстрела, поэтому предпочитал автоматику. В тех условиях, в которых он существовал как сталкер, автоматика была предпочтительнее.
– Давай так, продам за полцены от той, что ты предложил… не удивляйся, у меня условие есть. За полцены – и мне будут нужны твое время, машина и бензин.
– Надолго? А то как бы мне твой винтарь золотым не вышел.
– На «нормально», – успокоил его Птица. – Сам увидишь.
Есаул, грузный, но крепкий мужчина за пятьдесят, осмотрел выложенные перед ним трофеи.
– Где
