валяй, – сказал я. – Хочешь говорить – говори. А на меня не обращай внимания. У меня на счету всего триста миров, а у нее – целых три.
Вид у Джориса стал такой, будто он и хотел бы все рассказать, но не знает, с чего начать. Поэтому я, чтобы подтолкнуть его, сказал:
– Я вижу, что ты в Цепях новенький. Но в твоем мире тоже говорят по-английски, правда?
Он растерялся, но потом сказал:
– По правде говоря, я родился в Кардсбурге, поэтому немного знаю катаякский. Но когда мне было семь, меня продали Ханам, и с тех пор я говорю по-английски…
– Что с тобой сделали? – не понял я.
– Продали. – Он даже удивился. – Понимаете, я раб. Разве не видно?
– Как это может быть видно? – спросил я. – Ты меня разыгрываешь!
А я-то считал, будто знаю толк в аристократах, подумал я.
Его веснушчатое лицо все порозовело от волнения.
– Это должно быть очевидно по манере держаться. Неужели меня одолела гордыня?
Поделом мне. Можно хоть все на свете миры обойти – и все равно такого не ожидаешь. Хелен ему тоже не поверила.
– Докажи, что ты раб, – потребовала она.
– Конечно, – очень смиренно ответил Джорис и начал закатывать правый рукав.
В этом было что-то знакомое. Мне стало интересно, во что превратится правая рука у Джориса. Но это была обычная белая веснушчатая рука, гораздо мускулистее, чем у меня, а наверху, у плеча, виднелось… ну, больше всего это было похоже на маленький размытый розовый рисунок. Якорь.
Один взгляд на него – и я вскочил с мешка:
– Откуда это у тебя?
– Это клеймо Констама. – Глаза Джориса наполнились слезами. – Понимаете, я личный раб Констама. Констам купил меня.
Если бы я знал тогда, что скоро начну выть при одном упоминании этого имени! Но в тот момент, едва я увидел этот якорь, мне показалось, что это знак, предвестие, доброе знамение. Я сел обратно и дал себе зарок, что в следующий раз, когда позовет Граница, буду держаться и за Джориса. Между тем Хелен вся подалась вперед и глядела на руку и на клеймо в оба глаза-пуговки с яростным сосредоточенным вниманием.
– Татуировку себе кто угодно может сделать, – сказала она.
Джорис утер слезы пальцем и сказал чуть ли не с гордостью:
– Это не татуировка. Это настоящее клеймо. Его делают каленым железом.
– Отвратительно! – сказала Хелен.
Спасибо ей за это. Я же говорил, из какого мира она родом.
– Сначала делают укол, – сказал Джорис. Он явно привык успокаивать встревоженных дам. – Было совсем не больно.
Ему, может, и не было больно, но меня это испугало. Я сразу задумался о Них и о том, кто делает такое с людьми – Они и или сами люди. Но подумать как следует мне не дали: Джорису было трудно разговориться, но, разговорившись, он не знал удержу.
– Из всех рабов на рынке Констам выбрал меня, чтобы сделать своим
