причина. Причина веская, – рокотало со всех сторон, и сверху, и снизу.
– Тогда вынужден вас предостеречь, – сказал глухой голос. – Этот вопрос регулируется правилом номер семьдесят две тысячи. Последние три сброса должны совершаться с предельной осторожностью и лишь при самой крайней необходимости.
С этими словами все Они растаяли в воздухе, превратились в отражение неба, и остались только мои двое.
Второй решительно шагнул ко мне. Первый стоял наготове, держа руку на какой-то рукояти. Второй обратился ко мне – медленно, раздельно, как к дурачку:
– Теперь ты в сбросе. Мы больше не используем тебя в игре. Тебе разрешается ходить по Цепям скитальцев сколько угодно, но вступать в игру ни в каком мире тебе нельзя, это запрещено правилами. Чтобы гарантировать, что ты не нарушишь правила, тебя будут после каждого хода переносить на новое игровое поле. Кроме того, правила гласят, что ты имеешь право вернуться Домой, если сможешь. Если тебе удастся вернуться Домой, ты сможешь снова участвовать в игре обычным порядком.
Я поднял голову и посмотрел на него. Он был серой размытой фигурой за пеленой белого отраженного неба. Как и тот, другой, готовый дернуть за рукоятку.
– Эй! Погодите! – сказал я. – Да что же это такое? Какие еще правила? Кто их установил?
Они уставились на меня. Будто глазунья за завтраком вытаращилась на них и говорит: «Не ешьте меня!»
– Вы не имеете права отправлять меня куда-то без объяснений, просто так! – добавил я.
Пока я это говорил, он дернул за рукоятку. Так разбивают яйцо ложкой. Пока я говорил «объяснений», меня дернуло в сторону. А пока говорил «просто так!», я очутился совсем в другом месте.
То есть вообще в другом. До того другом, что даже трудно объяснить. Я стоял под открытым небом – как тогда, когда у меня до этого мелькнула мысль, что я стою под арками канала, только теперь все было настоящее, твердое и настоящее. Во все стороны расстилалась зеленая трава, вверх-вниз по склонам холмов. На другом конце луга передо мной ели траву какие-то черно-белые животные. Я решил, что это, наверное, коровы. До тех пор я ни разу не видел живых коров. Дальше на фоне заката виднелся столб дыма. И все. Больше там не было ничего и никого, кроме меня. Я сделал полный оборот, чтобы проверить, и так и оказалось.
Для городского мальчишки вроде меня одно это уже потрясение. Ужасное было чувство. Я хотел прижаться к земле и чтобы глаза как-нибудь так вылезли на макушку, будто у жабы, чтобы видеть все вокруг одновременно. Но и этого мало. Воздух был мягкий и сладкий. И запах, и ощущение от него – все другое. И даже давил он на меня иначе, как-то вяло. И трава была какая-то не такая, и даже солнце, садившееся за холм, туда, откуда поднимался столб дыма, было не похоже на то солнце, к которому я привык. Закат от него становился не того цвета.
Пока я поворачивался на месте во второй раз, до меня дошло, что косое углубление на лугу у меня за спиной было точно той же формы, что и треугольный парк вокруг Их замка, где стояла статуя. Тогда
