«внутреннюю генетическую связь» явлений[61], тогда как Милюков говорит как историк позитивистского направления, из чего вытекает:
«Для меня только такие родословия и имеют внутреннюю цену, но для историка-позитивиста, если он последователен, они должны быть так же чужды, как и родословия библейские»[62], поскольку «ведь катковский культ абсолютного государства можно […] лишь диалектически, а никак не позитивно-исторически связать с славянофильством»[63].
Соловьев подчеркивает в ответе Милюкову, что сам он говорил о внутренней логике, диалектике идей – сами славянофилы как таковые были свободны от тех упреков, которые им предъявляет Милюков вслед за Соловьевым, принимая их без должного понимания за упреки фактического плана. Речь не об идеях конкретных славянофилов, а о возможности помыслить все националистическое развитие (или «вырождение») русской мысли как единый процесс:
«И когда один из немногих „легитимистов“[64] старого славянофильства, не замечая ни практического мотива, ни диалектического характера моей критики, усмотрел в ней злобную клевету на славянофилов, то такая несправедливость нисколько меня не удивила и не обидела со стороны достопочтенного Д. Ф. Самарина[65]. Это было естественное недоразумение: он искал у меня объективной исторической фотографии дорогих ему лиц, тогда как меня интересовала только „связь вещей“ (nexum rerum), идеологическая, с одной стороны, практическая – с другой. Но возражения Д. Ф. Самарина, несправедливые относительно меня, были бы вполне правильны и уместны по отношению к П. Н. Милюкову Он ведь не метафизик и не публицист, а историк исключительно позитивного направления, следовательно, должен только изучать генезис фактов, а не предаваться диалектике идей и соображениям целей»[66].
Формулируя свое итоговое отношение к славянофильству, Соловьев писал: «В славянофильстве заключался зародыш истинного, универсального понимания христианства. […] славянофильство конкретное, слитное, – умерло и не воскреснет. Умерла ли также и выделившаяся из него универсально-религиозная идея – этот вопрос, произвольно решенный П. Н. Милюковым, еще подлежит высшей инстанции»[67]. Отметим, что сходная формулировка присутствует уже и в статье 1891 г., вошедшей во 2-й выпуск «Национального вопроса…» и по тону резко отличающейся от «Славянофильства и его вырождения», помещенной с ней под одной обложкой, – здесь Соловьев уже не утверждал неправоту славянофильства, а только неполноту их правды, что в рамках философии всеединства применимо ко всему человеческому:
«Грех славянофильства не в том, что оно приписало России высшее призвание, а в том, что оно недостаточно настаивало на нравственных условиях такого призвания»[68].
Итоговую трактовку своего понимания «национализма» Вл. Соловьев дает
Там же.
Там же.
Этот оборот использовал П. Н. Милюков во введении к своей лекции:
Имеется в виду серия статей Д. Ф. Самарина в «Новом Времени» «Поборник вселенской правды», затем вышедших отдельной брошюрой (1890). См. публикацию с примечаниями издателя, сына Д. Ф., по истории текста:
Там же. С. 496.
