запереть дверь! Ворона и есть. Илона-ворона!
Вытащив из замка ключ, Илона вошла в прихожую. С облегчением захлопнула дверь, сбросила туфли на высоких каблуках и прислонилась к косяку – наконец-то дома! После заполошного дня, идиотских домыслов насчет намерений неведомых злоумышленников, всяческой суеты и разборок с полицией – покой и родные стены. Илону передернуло при воспоминании о майоре Мельнике, здоровенном амбале, который сверлил ее подозрительным взглядом и нудно выспрашивал об украденных материалах. Илона вяло отбивалась, намекая на отсутствие состава преступления, то есть полную сохранность архивных материалов, но майор Мельник, вслед за директором Максимом Петровичем, парировал: «Как же она, Илона, может утверждать, будто бы ничего не украдено, если хорошенько не знает, что было в перевернутом ящике и даже описи не имеется?» Как сговорились они все! В итоге пришлось писать объяснительную записку, а майор Мельник подсказывал юридически правильные обороты и фразы. Запахло открытием дела о вандализме и злостном хулиганстве, а Илоне была определена роль свидетеля и обвиняемого. На прощание майор Мельник сказал, что их беседа не последняя, потому как у следствия могут появиться дополнительные вопросы, а если вопросы или новая информация появятся у Илоны, то милости просим… И с этими словами майор протянул Илоне свою визитку. «Илон, коп на тебя запал, – прошептала Лина. – А чего? Он ничего, только старый». Затем музейные работницы понаблюдали через окно, как майор Мельник уселся в черный джип, тут же взревел двигателем и унесся прочь. «Пошли, примем, – сказала Лина, – пока дед в отключке после допроса». И они пошли пить кофе…
В доме было удивительно тихо. Илона постояла, закрыв глаза и впитывая родную атмосферу, наполненную теплом, безопасностью и уютом. Потом она часто вспоминала это чувство, пытаясь доказать самой себе, что было это неспроста, а наоборот, являлось оменом – знаком беды, затишьем перед бурей, продолжением ночного катаклизма с громом, молнией и черной дырой в земле.
Отдохнув пару минут, Илона пошлепала босиком в спальню, сбрасывая по дороге жакет, расстегивая молнию юбки и стаскивая с себя блузку. В спальне она накинула коротенький пестрый халатик и отправилась в ванную. Открутила кран, сунула руки под холодную струю – теплой воды уже месяц как не было – и уставилась на себя в зеркало. Вода текла, рукам стало холодно, а Илона все смотрела на себя и думала, что с ней не так. Почему? Какого рожна им надо? Извечный дамский вопрос. Не стерва, не уродина, не жадная… Почему? Женщина из зеркала тоже удивлялась и не знала, почему. Все при ней: карие глаза… бабушка говорила: как вишни, приятной округлости овал лица, острый милый подбородок, пикантный вздернутый нос… чуть-чуть вздернутый, самую малость. С таким носом нужно стрелять глазами и все время улыбаться. Или хотя бы не хмурить брови. И ни в коем случае не реветь. Тем более вздернутый нос имеет привычку краснеть в минуты волнения. Привычно защипало в глазах, нос немедленно
