являться к тебе поочередно, а ты гляди повнимательнее». Афина и Афродита отошли в сторону, а Гера, оставшись с глазу на глаз с судьей сказала: «Юноша! По всему видно, что ты мечтаешь о высокой доле. Если назовешь меня прекраснейшей, я сделаю тебя царем Азии». – «Благодарю, госпожа, – отвечал Парис, – но эта честь для меня непомерно велика». Отпустив Геру, он подозвал Афину и спросил, что она может ему предложить. «Я могу сделать так, – отвечала дочь Зевса, – что ты будешь выходить победителем из всех битв и поединков». – «Это прекрасный дар, – согласился юноша, – но я не вижу смысла проводить всю жизнь в сражениях и драках». Наконец подошла Афродита. Она лучше всех поняла душу Париса и потому пообещала ему то, отчего он никак не мог отказаться. «Милый мальчик! – сказала она с нежной улыбкой, – если ты назовешь меня прекраснейшей, я сделаю так, что тебя полюбит самая обольстительная из смертных женщин. Ты понял, кого я имею в виду? Я говорю о Елене Троянской!» Услыхав эти слова, Парис весь покраснел от удовольствия. «Неужели ты на самом деле сможешь это устроить?» – спросил он. «Клянусь священными водами реки Стикс! – поклялась Афродита. – Елена забудет свой дом, семью. Она оставит мужа, бросит дочь и устремиться вслед за тобой, туда, куда ты скажешь. И это случиться также верно, как верно то, что день сменяет ночь!» – «Тогда, – воскликнул сын Приама, – я признаю прекраснейшей тебя!» И он вручил Афродите заветное яблоко. Знай в ту пору Парис, к каким бедам приведет его решение, он, возможно, действовал бы более осмотрительно. Нечего и говорить, что Гера и Афина с тех пор сильно его возненавидели. Это, впрочем, было еще не самое страшное. Беда заключалась в том, что свою нелюбовь к Парису богини перенесли на всех троянцев и сделались с тех пор их злейшими врагами.
Каждый год Приам устраивал пышные погребальные игры в память о своем втором сыне. Он ведь был уверен, что тот погиб. Победитель получал в награду лучшего быка из царских стад. Когда приблизилось время очередных состязаний, царские слуги как обычно пришли к Агелаю и потребовали: «Дай нам вон того быка! Он крупнее всех остальных и будет хорошим призом для победителя». – «Батюшка! – сказал Парис. – Мы не можем отдать этого быка. Это наш лучший боец! Ему нет равных во всей Азии». – «Ты говори да не заговаривайся! – отвечали ему слуги. – Бык принадлежит царю, и он сам решает, как ему с ним поступить». Когда быка увели, Парис в негодовании топнул ногой. «Остынь, сынок, – посоветовал Агелай. – Помни, что ты всего лишь пастух, приставленный к чужому стаду». – «Я не могу смириться с тем, что мой лучший бык пойдет на забаву какому-то бездельнику! – возмущенно проговорил Парис. – И знаешь, как я поступлю? Я отправлюсь в Трою, приму участие в играх и сам получу его как награду». Агелай пытался отговорить своего воспитанника от этого замысла, но тот стоял на своем. В конце концов старик решил отправиться с ним в город. Он боялся, что горячий Парис попадет в какую-нибудь неприятную историю.
На
