в гостиной. Несколько снимков, беспорядочно повешенных на стены. Затем они медленно, но верно захватили столовую, расползлись по холлу, пробрались в кухню. Теперь они покрывают стены, как обои. Наползают друг на друга. А когда проходишь мимо, чувствуешь, как за тобой наблюдают глаза пропавших. И на каждом снимке внизу маркером подписаны имя, рост и вес, дата рождения, день и час, когда человека видели в последний раз. Девочка, 12 лет, из Флориды – за моим стулом в столовой. А рядом с ней мальчик, 14 лет, из Западной Вирджинии. От них никуда не скрыться.
Наш дом, до того совершенно обычный, изменился очень быстро. Сначала полиция, ФБР и женщина-экстрасенс (за каждое слово которой мои родители цеплялись как за спасительную ниточку, хотя ее измышления приводили их в недоумение) дали понять, что зашли в тупик. Затем добровольческий поисковый центр перекочевал из кофейни, где ему позволили по доброте душевной разместиться, в нашу гостиную – и родители принялись за дело с удвоенным рвением. А когда результата не последовало – с утроенным. Деятельность стремительно набирала обороты и достигла такого размаха, что родителей выкинуло в параллельную реальность: теперь они искали не только и не столько Лайама, сколько всех пропавших на Восточном побережье детей. А может, мне так казалось.
Ладно, на самом деле получилось вот что. Родители основали благотворительную организацию по поиску пропавших детей в юго-восточной части страны. Свое горе они трансформировали в действие (так написали в местной газете). Как по мне, они нашли себя. И охотно принимают на себя горе любого убитого несчастьем родителя.
А я тем временем принял в наследство старенький седан Лайама, на котором когда-то ездил наш отец. Каждый день я играю в лотерею: заведется – не заведется, зафырчит мотор или нет. «Ну заводись, пожалуйста!» – умоляю я машину. Ведь Эбби уже наверняка вернулась из колледжа и собирается на пробежку, шнурует кроссовки на крыльце дома, где живет с родителями, и изо всех сил делает вид, что меня не замечает. Впрочем, я тоже старательно делаю вид, что не замечаю ее. Потому что очень неловко махать рукой бывшей девушке твоего брата, которая однажды – то ли поддавшись слабости, то ли по какой-то другой причине – оказалась с тобой на заднем сиденье машины. А теперь никому из вас не хочется об этом даже вспоминать. Причем ей-то явно еще хуже, чем тебе.
Двигатель заикается и все-таки заводится, и даже кондиционер включается, наполняя салон такой фреоновой вонью, что и отравиться недолго. Я проезжаю мимо Эбби и умудряюсь не посмотреть на нее. День обещает быть хорошим.
Смотритель парка Фридом Бэттлграунд уверен, что раскусил меня.
– Измеритель электромагнитного поля? – поинтересовался он, когда заметил, как я вытаскиваю из рюкзака прибор. – А инфракрасная камера у тебя тоже есть?
Если там, где ты живешь, любят рассказывать о призраках, то и охотники поискать сверхъестественное всегда найдутся. Думаю, не я один брожу по окрестностям в поисках необъяснимого. Инфракрасной
