что мы сегодня не выйдем? Перейдя через дорогу, я поднялся на его крыльцо, собираясь постучать, когда из беседки под раскидистым дубом, торчащим у дома, донесся негромкий смешок. Я замер, вглядываясь в тень. Ну неужели? Наша сладкая парочка, не скрываясь, восседала в шаговой доступности от окон, откуда их было отлично видно. Я широко улыбнулся, махнув им рукой. Ника, свернувшаяся в руках Малого, приветливо крикнула:
– Сережа, а мы тебя как раз ждем. Иди к нам.
– Так уж прямо и ждете. – Я скептически скосился на Малого, с блаженной улыбкой не сводящего с девушки влюбленного взгляда. – Эй, проснись, пока не задавил человека!
Подойдя к Малому, я шутливо помахал рукой у него перед носом. Тот недовольно заморгал.
– Да тут я, тут!
– Признавайтесь, развратники, что тут делали? Прямо у отца под окнами, эх!
Ника оживленно помотала головой, стегнув волосами Малого по лицу. Тот не заметил, продолжая прижимать ее к себе, словно главную ценность. Что ж, наверняка так оно и есть, хотя не понимаю, что он в ней нашел. Позади скрипнула, открываясь, дверь. На пороге появился Михалыч, зеленый, с огромными мешками под глазами. Он ожег тяжелым бульдожьим взглядом щебечущую парочку, невесело вздохнул:
– Как чувствовал, что этим все и кончится. Нужно было его еще в детстве прибить.
– Михалыч, да хватит тебе, он парень надежный, а что простоват – так это ж счастье! Ему же и в голову не придет семейный бизнес у тебя отобрать. – Я заговорщически подмигнул. – Да и внуки будут крепкие, но послушные.
Он со злостью ухватил меня за ворот рубашки, яростно выдохнул:
– Все шутишь, клоун?! Дошутишься однажды, костей не соберешь!
Я сжал зубы, готовясь к удару, когда девичий голос из беседки звякнул сталью:
– Не смей его трогать, он нам нужен. Запрещаю.
И что-то такое было в этом голосе, морозом пронесшееся вдоль позвоночника, что я сразу поверил: действительно, запрещает. И Михалыч не тронет меня. Он дернулся, как от удара по лицу, и разжал руки. Медленно отступая, он зло прошипел:
– Надеюсь, вы оба сдохнете.
Он отвернулся, еще более постаревший и жалкий, и убрел обратно в дом. Ника высвободилась из лапищ Малого и, подойдя, легонько коснулась моей руки сухими горячими пальцами.
– Никому не позволено вас трогать, вы добровольцы, в городе уже все в курсе.
– Вот так, значит. И так никому не нужен был, а сейчас последних разогнали? – я встретил ее твердый взгляд и осекся. – Что, все так серьезно?
Малой прогудел из беседки:
– Слышал же, мы добровольцы, люди святые. На нас возлагаются большие надежды.
Перед глазами появилось доброе, понимающее лицо Пророка, мысли проскакали, расставляя все по местам, объясняя и убеждая. Из глубин души начала подниматься благодарность за предоставленную мне честь…
