это были зеки. Ну, ты и дура, всё-таки, Зинка!
– Нинка.
– Хоть Нинка – всё равно не женюсь, будешь теперь заместо мяса ходить ко мне ночью пять раз в неделю.
– Уж лучше я тогда останусь здесь навсегда.
– У меня не хочешь?
– Всё равно, хоть и у тебя.
– Почему всё равно?
– Эти прохиндеи, которым я отдала всё мясо, сказали, что теперь секса больше не будет.
– Почему, про бесполых, что ли, плели?
– Да, теперь, что есть, что нет – никакой разницы.
– Жаль.
– Почему? Ты думаешь, это были не беглые зеки, а один из них, по крайней мере, шпион?
– Точно! Тебе бы в контрразведке работать.
– Так я и работала.
– Что?
– Говорю, что я здесь не только для того, чтобы за тобой следить, но и отрабатываю выговор: как поймаю хоть одного шпиона – сразу выйду майором.
– Я тебе не верю.
– Когда поверишь – меня разжалуют за отсутствие спецификации.
– Надеюсь ты знаешь, что за сочинения – сознательную выдумку, вранье, просто по-простому, тебя ждет понижение в уборщицы, как минимум, а скорее всего, пойдешь на лесоповал сучья рубить у сосен.
– Спасибо, что не у елей.
– Почему?
– Когда рубят ель, мне кажется, что Новый Год уже больше никогда не наступит, как не наступил этот для этой ели.
И она показала в окно, которое здесь было, но было также и забито. По причине предварительного воровства продуктов, вплоть до картошки, которая, в принципе, росла прямо тут, под окном.
– Окно забить, картошку ликвидировать, как контрреволюционную пропаганду желания есть, есть, есть, а потом вот докатились уже до полного:
– Ржанья.
– Жранья, сэр.
– Я тебе, да, именно сэр, дура.
– Хорошо, я это запишу, потом дам телеграмщику на вышке, чтобы отправил в какую-нибудь инстанцию, а потом за тобой придут, когда не ждешь.
– Вот пока не отправила, теперь точно пойдешь рубщицей веток у сосны.
– Лучше я пойду собирать кедровые шишки.
– Поздно денатурат запивать брагой – это прекрасное время подошло к полному концу.
– Кто будет работать зав производством?
– И помощником повара, и поваром, и зав производства будет теперь вертеть проверенный человек.
– Вот тот шпион, которого все искали, а ты, Ванов, решил спрятать здесь, подальше от взглядов налоговой инспекции в лице командарма Манова.
– Что ты несешь, хглупая, Ман сам кого хошь может расстрелять без суда и необходимого – так-то – последующего следствия.
Но все же решил записать на всякий случай позднего раскаяния, когда придут и за ним, а сказать-то, собственно, будет и нечего.
– Скажу что-нибудь ужасающее и меня отпустят раньше времени или, по крайней мере, прикончат более безболезненно, чем это обычно делается.
Сказано –
