она об этом именно и решила, наконец, целиком и полностью передо мной выговориться.
Взял, а дальше, что, рыбу ловить?
И пришлось, но уже вместе с преподавателем по этому водному поло:
– Бреднем для исследовательских целей плюс пожарить, как не досталось доблестным бойца Одиссея, что вместо рыбы их самих здесь и съели.
Меня?
– Не успели.
Тем не менее, заметил уже на следующий день, что она ходит на меня в ясной претензии, как могли Пенелопа и ее служанка предъявить Одиссею:
– Ты что же это делаешь, пес смердячий?!
– А что? – и до такой степени ошаранно, что даже ответил.
– Была твоя очередь, – потупясь и не глядя на него, пока смотрела, как заправляет их общую кровать служанка, – а ты даже не удосужился спросить.
– Чего? – Одиссей.
– Чего все просят, потрахаться, – почти пролаяла служанка, даже не соизволив обернуться в его сторону.
– Никогда не думал, что этого просят, – ответил Одиссей Многоразовый, и зарычав одновременно и задом, и передом, так зацепил их обе-оими сторонами, что они потом еще два дня не могли найти конца той очереди изголодавшийся по выгодному замужеству местных аристократов.
– После?
– Нашли, разумеется, ибо и на любого мудреца, – а:
– Одной простоты мало.
Хочется тоже сказать, и я могу:
– Господи! – но, нет полной уверенности, что получается, ибо и не мудрено, если часть – как показал Остап Бендер:
– То она маленькая, а то, как на уроке гимнастики по радио:
– Руки шире, ноги.
– Ноги?
– Ноги, разумеется, вместе, – а в результате получается такая неустойчивая пирамида, что падает от непредвиденных, как, например, встреча Робинзоном Пятницы, ситуэйшэн.
Одному было хорошо, а теперь к нам никто не придет.
И Робинзон – скорее всего – я сделал предположение:
– Есть, скорее всего, еще миры, где живут не только люди.
Не потому, что Робинзон тоже человек, а ясно, что прибыл сюда, как только посредник.
И решил понять на летних каникулах, наконец появившихся за выслугой лет:
– Где тот мир, который говорят, что был.
И придвинул А. С. Пушкина так близко, что пришлось остановиться. Так как дальше – вот именно:
– Ничего не видно! – кроме этих пиратов одного из Карибских морей, которые так любят приносить людей чужого племени в жертву.
И я уже близок к тому, чтобы уяснить, что или я чужой, или и свои иногда бывают:
– Не хуже, не хуже, – как черная икра русская, хотя все чаще привыкли брать арабскую, несмотря на то, что мы думали, даже не гадая, что у них только одна пустыня Кара-Кума, – такая же, правда, добрая, как кума – ибо абсолютно непонятно, что это есть такое – которая всегда нальет самопалу,
