style="font-size:15px;"> – Это письмо императрицы Екатерины к барону Гримму, с которым у нее переписка. Барон, как известно, разносит ее философические мысли, почерпнутые из сочинений господ Монтескье и Гельвеция, по модным парижским салонам – парижское общество в восторге от ума просвещенной монархини. Что же касается письма, попавшего к молодому Костеникину, то я из любопытства заглянул в него – в письме императрица обмолвилась, просто мимоходом, что после себя возведет на престол внука Александра, а не сына Павла, как то должно по обыкновению.
Карл Долгоруков приподнял брови, выражая тем самым удивление как неосторожностью императрицы, так и откровенностью Соколовича.
– И как же это письмо, адресованное совсем не к господину Костеникину, попало ему в руки?
– Этого я не знаю, – пожал плечами Соколович, – скорее всего, он купил его у кого-либо из слуг барона или у его горничной – если она молода и на парижский манер склонна к романтическим приключениям. Не знаю.
«Все-то ты знаешь. И, скорее всего, сам купил это письмо. Если не сам написал его», – подумал Карл Долгоруков и спросил:
– Не может так случиться, что письмо поддельное?
– Мне известна рука императрицы. Думаю, что это не подделка.
– И если письмо через Ростопчина попадет к великому князю…
Карл Долгоруков не продолжил фразу, давая возможность сделать это Соколовичу.
– То, по мнению юного Костеникина, великий князь за него хорошо заплатит, что, впрочем, возможно и не совсем так.
– Почему же?
– Насколько я знаю, великий князь крайне стеснен в деньгах.
– Да, я тоже слышал об этом. Говорят, он получает на год для прожития столько, сколько Потемкин иногда тратит за день, – усмехнулся Карл Долгоруков.
– А сама Екатерина за ночь… – поддержал шутливый тон Соколович.
– А если это письмо попадет не к великому князю, а к Шешковскому[106]? – вернулся к серьезному разговору Карл Долгоруков.
Имя Шешковского, начальствовавшего над Тайной экспедицией, возродившейся из отмененной второпях несостоявшимся императором Петром III страшной Тайной канцелярии, наводило ужас на жителей столицы. Оно не пугало Карла Долгорукова – его невозможно было испугать именем кого-либо из людей. И тем не менее люди, подобные Шешковскому, когда-то, не моргнув глазом, расправились с предками Карла Долгорукова, занимавшими куда более высокое положение и – казалось бы – обладавшими огромной властью, богатством и влиянием.
– Я предупреждал юношу, – ответил Соколович, – но ему нужны деньги… Это часто толкает к неосторожным шагам.
– Но, господин Соколович, я ведь не юноша, и меня ничто не принуждает впутываться в такого рода дела. Если хотите, я представлю Ростопчину вас. А вы уж сами сведете его с кем вам угодно…
– Ах, князь, поверьте, ничто не бросит на вас тень, если вы представите Ростопчину
