моего коллеги Сапари и холодная, враждебная осторожность, которую он выказал позавчера президенту… Германия и Австрия готовят нам взрыв.
– Чего они могут желать?.. Доставить себе дипломатический успех за счет Сербии?.. Нанести урон Тройственному согласию?.. Нет, нет… Несмотря на всю видимость, император Вильгельм слишком осторожен, чтобы ввергнуть свою страну в безумную авантюру… А император Франц Иосиф хочет одного – умереть спокойно.
В течение минуты он остается молчаливым, как если бы следил за неясною мыслью. Затем встает и делает несколько шагов по палубе.
Вокруг нас великие князья, стоя, выжидают момент, когда они смогут, наконец, приблизиться к повелителю, который скупо наделяет их несколькими незначительными словами. Он их подзывает, одного за другим, и, кажется, выказывает им всем полную непринужденность и благосклонное дружелюбие, – как бы для того, чтобы заставить их забыть расстояние, на котором он их держит обычно, и правило, которое он принял: никогда не говорить с ними о политике.
Великие князья Николай Николаевич, Николай Михайлович, Павел Александрович и великая княгиня Мария Павловна подходят и поздравляют себя и меня с тем, что визит президента так удался. На языке двора это значит, что монарх доволен.
Великие княгини Анастасия и Милица, две черногорки, отводят меня в сторону:
– О, этот тост президента, вот что надо было сказать, вот чего мы ждали так долго… Мир – в силе, чести и величии… Запомните хорошенько эти слова, господин посол, это дата в мировой истории…
В три четверти первого «Александрия» бросает якорь в Петергофской гавани.
Расставшись с императором и императрицей, я перехожу на борт яхты «Стрела», которая отвозит меня в Петербург, где я схожу на берег в половине третьего утра. Плывя по Неве под звездным небом, я думаю о пылком пророчестве черногорских сивилл.
Пятница, 24 июля
Очень утомленный этими четырьмя днями беспрерывного напряжения, я надеялся немного отдохнуть и приказал слугам не будить меня. Но в семь часов утра звонок телефона внезапно нарушил мой сон: сообщают, что вчера вечером Австрия вручила свой ультиматум Сербии. В первый момент и в том состоянии сонливости, в котором я нахожусь, новость производит на меня странное впечатление неожиданности и достоверности. Событие является мне в одно и то же время нереальным и достоверным, воображаемым и несомненным. Мне кажется, что я продолжаю мой вчерашний разговор с императором, что я излагаю гипотезы и предположения. В то же время у меня сильное, положительное, неопровержимое ощущение совершившегося факта.
В течение утра начинают прибывать подробности того, что произошло в Белграде…
В половине первого Сазонов и Бьюкенен собираются у меня, чтобы переговорить о положении. После ленча наш разговор возобновляется. Основываясь на тостах, которыми обменялись император и президент, на взаимных декларациях двух министров иностранных дел, наконец, на ноте, сообщенной вчера агентством «Гавас», я не колеблюсь
