По-моему, «принца» предложил именно он.
В общем, я начал выступать с «Машиной». Положили мне оклад – 10 рублей за концерт. Впоследствии он увеличился до 20, а потом до 50 рублей. И это были отличные деньги. От меня требовалось зачитывать отрывки из «Маленького принца», вразнобой поставленные в программу, и хоть самую малость связывать литературный текст со следующей или предыдущей песней».
Первое отделение премьерных показов «Принца», запись которых не вошла в современное переиздание данной программы на компакт-диске, завершалось примерно так – Фагот читал: «Это, по-моему, самое красивое и самое печальное место на свете. Здесь Маленький принц впервые появился на Земле, а потом исчез. Всмотритесь внимательней, если когда-нибудь вы попадете в Африку, в пустыню. Если вам случится проезжать тут, заклинаю вас, не спешите, помедлите немного под этой звездой. И если к вам подойдет маленький мальчик с золотыми волосами, если он будет звонко смеяться и ничего не ответит на ваши вопросы, вы уж, конечно, догадаетесь, кто он такой. Тогда – очень прошу вас! – не забудьте утешить меня в моей печали, скорей напишите мне, что он вернулся». И «Машина Времени» начинала петь свою созерцательно-лирическую «Три окна».
«За год выступлений я текст так и не выучил, – продолжает Фагот. – И на концертах читал свои «прозаические партии» с листа. Садился на сцене за столик, покрытый какой-то тканью, типа скатерти. На нем стояла лампа, были разложены красивые тома… Я слушал песни «МВ», звучавшие за моей спиной, и делал вид, что они меня вдохновляют на то, что я сейчас произнесу. Так происходило в первом отделении. А во втором, уже без всяких литературных прелюдий, сплошняком шли хиты «Машины». Макар интуитивно или просчитанно добился важной вещи – заставил публику внимательно слушать то, что ей исполняли. Зачем, в принципе, я прихожу на сейшен? Побеситься. Это же не концерт музыки Вивальди, а рок-н-ролл. И тут мне какую-то пургу гонят. Сидит странный мужик, книгу читает. Вы рок давайте!
Казалось бы, зрители так должны рассуждать. Но они сидели и слушали. Звучали, конечно, отдельные посвисты, но быстро стихали. А если кто и оставался в недоумении, то во второй, хитовой, части концерта получал полный оттяг.
В дальнейшем программа «Маленького принца», не знаю с какого перепугу, дополнилась, помимо текста Экзюпери, стихами Арсения Тарковского, Михаила Анчарова, даже из Януша Корчака, кажется, я что-то читал. Но это было уже после глобальных перемен в группе, когда Кавагоэ с Маргулисом ушли.
Кава, конечно, жутко конфликтный человек был, ни с кем не сходился. После каждого концерта от него какой-то негатив шел. Всегда был чем-нибудь недоволен.
Меня это, правда, не касалось. Претензии адресовались в основном Макару. Хотя нет, наибольшее раздражение у Кавы, по-моему, вызывал недолго побывший в «Машине» клавишник Александр Воронов. Вот ведь действительно был абсолютно чуждый группе человек. Гуля звал его «припи» – припудренный. Саня
