которое они заключены,Священней фараонова картуша.
И если ставить памятник поэту,
То, верно, не с пергаментом в руках,
Как у того, кто ночью из друкарни
Бежал от разъяренных москвичей,
Чтоб сеять, где подальше, не со шляпой,
Не с шашкой и не с гаечным ключом,
А с бронзовой тростинкою у губ,
С надутыми щеками, и пускай
Стоял бы он в углу, как виноватый,
Отворотясь от улицы, а рядом
Лежал десяток мыльных пузырей,
Составленных, как ядра, в пирамиду.
И непременно чтоб неподалеку
Поилка с газированной водой…
Возлюбленные поэтов
1. Расставание
Illumina tenebras nostra Domina[2]
«Приди, Мадонна, озари мой мрак!»
Влюбленных красноречье беспощадно.
Она, как лист, дрожит в его руках,
Как губка, клятвы впитывает жадно.
А Донну дорог лишь разлуки миг –
Тот миг, что рассекает мир подобно
Ланцету: он любимый видит лик
Сквозь линзу слез – так близко и подробно.
Он разжимает, как Лаокоон,
Тиски любви, узлы тоски сплетенной:
И сыплются в расщелину времен
Гробы и троны, арки и колонны.
И целый миг, угрюмо отстранен,
Перед находом риторского ража
Он, как сомнамбула иль астроном,
Не может оторваться от пейзажа
Планеты бледной. Он в уме чертит
План проповеди: «О, молчи, ни вздоха;
Не плачь – не смей!» – Увы, он не щадит
В ней слабости… А между тем дуреха
Глядит, глядит, не понимая слов,
Как будто в зеркало волны глядится,
И растворяется, как бред веков,
В струях его печальных валедикций…
2. Спящая
The blisses of her dream so pure and deep.
Во сне она так безмятежна! Будто
Там, в этом сне, поверила кому-то,
Что будет мир ее красой спасен.
Отвеяна от ложа скорбь и смута,
Покоем и лавандой пахнет сон.
Во сне она так беззащитна! Точно
Лесной зверек бездомный, в час полночный
Уснувший на поляне в темноте, –
Или птенец на веточке непрочной
В дырявом можжевеловом кусте.
Не просыпайся! Этот сон глубокий
Покрыл все недомолвки и упреки,
Как снег апрельский – слякотную муть;
Ты спишь – и спит дракон тысячеокий
Дневных забот. Как ровно дышит грудь
Под кисеей! Не все ль теперь едино –
Назвать тебя Психеей, Маделиной
Или соседкой милой? – Все равно;
Когда ты – луч, струящийся в окно,
И неумолчный шелест тополиный.
Пусть блики от витражного окна
В цвет крови или красного вина
С размаху мне забрызгают рубаху, –
Но этот воздух не подвластен страху,
И пурпура сильней голубизна.
Позволь
«Озари нашу тьму, Госпожа» (
