долго смеялись, вспоминая, как мы искали на Солнечном холме для этого дела потайное место…
– Если мы всё поняли, значит, всё это иллюзия, странное наваждение…
– Иллюзия?.. Мы сразу ЗНАЛИ, – она взяла тяжёлый кубок, он качнулся, угрожая пролиться. – Нет? И потом… где ж иллюзия, – она улыбнулась, немного смущённо опустив веки, – Бел, мне даже больно сидеть… никакой иллюзии, всё на самом деле.
Я не смущён, я счастлив этим…
– Думаешь это мой терем?
– Конечно и одеяло твоё, – она кивнула одеяло, лежащее неровным комом поперёк лавки. – Перепачкали вон травой… песком и тиной в Ганеше.
Но вздохнула, поднялась из-за стола:
– Где гребни у тебя, лохматые мы оба, колтуны собьются вот-вот.
Я поднялся и принёс гребень и щётку. Гребень из бивня древнего слона, что пасли когда-то и наши предки и которые все погибли тогда же, когда затонул весь древний материк в океане. Но костей этих удивительных зверей, никогда не невиданных нами, находилось в изобилии до сих пор. Он гладкий, белый, скользкий и тёплый, как и все костяные вещи.
– Я расчешу твои волосы, а ты мои, идёт, Белуша? Белуша-Горюша, засмеялась она. – Как тебе больше нравится, «Белуша» или «Горюша»?
– Мне всё нравится, все эти смешные глупые прозвища, что ты придумываешь для меня, – чувствуя прилив счастья в животе, сказал я.
Она улыбнулась:
– Садись, милый.
А сама встала за моей спиной, погладила меня по волосам, касаясь, кончиками пальцев висков, лба, шеи, разобрала волосы, и стала осторожно и бережно расчёсывать, чуть-чуть шелестя волосами, не выдёргивая, распутывая образовавшиеся узелки.
– Знаешь, что я думаю, Горюша, я думаю, мы задаёмся не тем вопросом. Мы не должны думать, ГДЕ мы, тем более, что мы оказываемся всё время в каких-то местах, где бывали, ничего необычного. И мы не должны думать, КАК мы оказываемся то в одном месте, то в другом, Он прав, мы не поймём, это тупик. Мысленный тупик. По-моему… по-моему, мы должны подумать ЗАЧЕМ?
Я вздрогнул, я знаю, зачем я здесь. Вернее знал. Или это не всё. Ведь ничего не исчезло до сих пор, значит ещё не всё…
И тогда я вдруг вспомнил, что спросил, но не дал ответить. Я вспомнил, что я хотел знать не только загадки мироздания и древней магии, но и её загадку. Как ей удалось выжить? Выжить и не распасться? Без этого ответа, все разгадки неполны для меня.
– Так как ты научилась плавать, Ава? – спросил я.
Она остановилась с расчёсыванием. Положила тёплые ладони мне на плечи:
– Думаешь, это то, о чём мы должны говорить сейчас?
– Я не знаю… Думаю, что да. Как я понял, тут не происходит ничего случайного.
Ава вздохнула:
– Готов, прекрасноволосый Белогор, – сказала она, отдавая гребень мне.
– Я ведь вообще не знаю, что было с тобой последние восемь лет. Расскажи мне всё, Ава.
Она опустила голову:
– Для «всё» не хватит
