на сиденье механика-водителя, чувствуя волнение, легкую дрожь, в просторечии мандраж, справиться с которыми можно только в полном единении с боевой машиной. И вот настал момент, о котором он грезил и мечтал в последние месяцы. Этот огромный сложнейший механизм для уничтожения врага и всего движущегося на поле боя молча выжидал, как и экипаж, занявший во главе с Родиным свои места. «Ну, посмотрим, что ты из себя значишь…»
Азарт вытеснит страх, когда все тело, руки и ноги сливаются с боевой машиной.
– Заводи! – подал команду Родин.
Деревянко мысленно перекрестился (видел, как это делала у суровых ликом образов погибшая под гусеницами бабушка Пелагея), вспомнил почему-то с острой жалостью сгоревшую в пожарище ладанку с Николаем Чудотворцем, бабушкой и подаренной, выдохнул, поправил танкошлем и, не торопясь, стал по инструкции пробуждать танк.
Сначала по надписям на моторной перегородке поставил топливный распределительный кран, затем воздушный кран на группу баков. Проверил, выключен ли мотор поворота башни, не дай бог, забудешь.
Включил «массу», что пару раз забывал сделать в учебке.
Ручным насосом качнул давление в топливных баках, открыл кран для выпуска воздуха из топливной системы и держал его, пока не потекла струйка топлива без пузырьков воздуха, потом закрыл кран. Все как у человека: с жилами, артериями и венами кровеносной системы. Ручным насосом добавил нужное давление в масляной магистрали. Проверил рычаг кулисы, стоит ли на «нейтралке».
Все до автоматизма: рукоятка ручной подачи топлива – и кнопка стартера дает обороты валу двигателя.
Саня слегка нажал педаль привода топливного насоса – и вот дизельное сердце танка оживает, стучит, непередаваемым железным грохотом поршней.
А чтоб это сердце дышало и работало без аритмии, механик-водитель через распределительный кран запустил в топливные баки атмосферу.
Деревянко и сам порывисто глотнул воздуха. Ведь в «тридцатьчетверке» он сидел впервые в жизни. В учебке водили на «валентайне». И теперь, черт возьми, должно получиться!
Родин переключается на внутреннюю связь: «Вперед!» Но треск стоит такой, что Деревянко может и не услышать. Поэтому, как обычно, просто влегкую бьет сапогом по голове механика-водителя, который сидит прямо под ним. Ясно ощутимый сигнал «Вперед!»
Санька резко выключил главный фрикцион, выждал две-три секунды, врубил вторую передачу, а потом плавно, как в бочке меда, включил главный фрикцион, тут же добавил обороты двигателя. Машина, ревя двигателем, лязгая гусеницами, послушно тронулась с места. «Пошла, родимая!!!»
Ждать на войне некогда, тут же разгон – и переключение на высшую передачу.
Деревянко захлестнула безудержная эйфория, «тридцатьчетверка» грозной массой месила простирающееся поле, чахлые кустарники, ещё одна передача – и на оперативный простор. И в подметки не годились «валентайн» или «шерман», на которых ездил на учебном танкодроме. А реальный враг, немец, фашист, может, в нескольких километрах отсюда уже готовит танковую атаку, с пехотой
