не с ней, а с другими, и если уж уступать, то уступать России и Англии, но не Австрии и Пруссии.
Как бы то ни было, Наполеон внезапно вернулся к политике, предложенной на совете в Тюильри в январе, поддержанной Коленкуром, Талейраном и Камбасересом и состоявшей в том, чтобы пренебрегать Австрией, стараясь при этом избегать с ней столкновений, и пытаться договариваться непосредственно с Россией. Эта политика, не допускавшая чрезмерного вмешательства Австрии в текущие события и мешавшая ей облечься ролью, которую впоследствии она употребит во вред Франции, имела, однако, одно практическое неудобство: трудность договориться с императором Александром. Эта трудность, великая уже в январе, только возросла в результате последних военных событий и надежд Александра сделаться освободителем Европы и первым из правящих монархов. Правда, Лютценское сражение и новая победа, которой позволительно было ожидать, могли рассеять иллюзии Александра и облегчить возможность договориться с ним. Наполеон надеялся на это со всей силой надежды, присущей могучим душам, которая обращается у них в силу действия, и отдал соответствующие распоряжения.
Он решил неустанно продолжать кампанию, как можно скорее нанести союзникам решающий удар, воспользоваться им для заключения мира, но договариваться о мире не с германскими державами, а с Россией и даже с Англией, предложив ей Испанию, которая стала ему отвратительна, или хотя бы ее часть. Он полагал, что можно будет договориться, если он уступит России Польшу (или ее часть), а Бурбонам Испанию (или ее часть), и ему не придется терпеть ига Пруссии, которая, по его мнению, открыто предала его, и Австрии, предававшей его тайно. Если же война не приведет в ближайшее время к решающему результату и переговорам, он продержится в таком положении до тех пор, пока не завершится вторая серия вооружений и он не получит в свое распоряжение еще двести тысяч солдат, что позволит ему отбросить с Австрией притворство и даже принять ее в число врагов. И тогда, встав в Дрездене на Эльбе у подножия Богемских гор, как некогда в Вероне на Эче у подножия Альп, он предпримет против всей Европы новую Итальянскую кампанию, в которой император Наполеон, столь же молодой душой, как генерал Бонапарт, но ставший более зрелым благодаря беспримерному опыту, повторит чудеса своей молодости и завершит их блистательным триумфом!
Приняв решение, Наполеон сделал то, что делал всегда, – перешел к практическим распоряжениям. Прежде всего он отправил Нарбонну серию депеш, в которых отразились все перемены его политики. Не следует более, писал он, ни о чем просить Австрию, но следует избегать резкости и, главное, ультиматумов, – словом, нужно выказывать в ее отношении сдержанность и спокойствие, но в то же время не обманывать ее, ибо ложь ничему не послужит. Необходимо дать понять Австрии, что на нее более не рассчитывают, а максиму, которую она столь охотно повторяла по всякому случаю, о том, что договор от 14 марта 1812 года более не применим
