бросай его, доча, а то останешься на всю жизнь одна».
Но только мама умерла, мы через два дня после ее похорон и расстались. Подозреваю, что он вздохнул с облегчением, когда снова женился – на этот раз на своей женщине.
Или взять те же поездки на приработки. Я, особенно в периоды вынужденного простоя, колесила по всей стране, чтобы заработать лишнюю копейку. А вот Тихонов ни разу не съездил со мной. Полагал, что это как бы унижает его духовное артистическое начало. Но потом, для второй жены Тамары, для дочери Анны стал-таки ездить, и очень ретиво. Интерес появился. А ко мне у него никакого и никогда интереса не наблюдалось.
Есть такая старая индийская притча. Как-то забрел в одно село слон и привел в замешательство крестьян, не знавших, что это такое. А жили в том селе одни слепые. И вот главный из них послал четверых самых умных крестьян, чтобы они разобрались, что это такое.
«Идите и скажите нам, что это пришло в село».
Первый слепец схватил слона за ногу и сказал:
«Я понял! Это шагающий столб».
Второй пощупал брюхо слона и возразил:
«Да что ты такое говоришь? Это же огромная бочка расхаживает по селу».
Третий сравнил уши слона с листьями смоковницы, а четвертый, подержавшись за хобот, заметил:
«Нет, это шланг для полива огорода».
Отправились селяне к главному, и каждый сообщил о том, что осязал. Так кто же из них был прав? Все четверо, и никто конкретно. Потому что никому из нас, смертных, не дано обладать истиной во всей ее полноте.
Это тем более справедливо в моем примере, когда я берусь описывать, а поневоле, и судить о взаимоотношениях мужа и жены, проживших вместе ровно чертову дюжину лет. Как узнаешь, кто из них прав, кто виноват? Послушаешь жену и, особенно если она заплачет, видишь в ней ангела с крылышками, а мужа – злодеем и кровопивцем. Послушаешь мужа, и все наоборот. Хотя жизненный опыт тебе подсказывает иное. Муж задурит – половина двора горит, жена задурит – весь двор сгорит. Муж запьет – полдома пропьет, жена запьет – весь дом пропьет.
Дорогие мои читатели, к чему я все это? Своими сетованиями насчет семейной жизни «со Штирлицем» Нонна Викторовна делилась со мной, дай бог памяти, году где-то в девяносто третьем – девяносто четвертом. Тогда же, как уже мельком упоминал, я впервые познакомился и с фрагментами ее биографических воспоминаний о собственной горемычной жизни, неудачном супружестве, многочисленных ухажерах, творческих поисках, приобретениях и потерях.
Это были обыкновенные листы из блокнота не самой качественной бумаги, заполненные почти неряшливым почерком, в котором крупные буквы не знали ни ранжира, ни строя, даже как бы и не дружили друг с дружкой, хотя проживали в одном слове. Еще более сумбурной выглядела сама архитектоника воспоминаний. Интересные, порой захватывающие факты – все же жизнь Мордюкова прожила фантастически увлекательную, – события, мысли, рассуждения теснились, наползали друг на друга вразнотык, безо всякой упорядоченности,
