Шумский, не обращая на него внимания, говорил по телефону, внезапно выбегал куда-то из кабинета, возвращался, снова звонил… Наконец он сел и, подперев кулаком подбородок, словно восстанавливая что-то в памяти, сказал Кравцову после недолгого молчания:
– Сейчас вам предстоит встретиться с человеком, хорошо вам знакомым. От вас требуется одно: говорить все, что вы знаете, откровенно и чистосердечно. – Шумский улыбнулся, больше из надобности, чем по желанию. – Задача предельно простая и легко выполнимая.
Кравцов хотел что-то ответить, но ввели Потапенко, и он осекся. Потапенко грузно сел, едва взглянув в сторону свидетеля.
– Аркадий, – позвал Кравцов, думая, что Потапенко не заметил его.
– Вы, я вижу, знакомы, – сказал Шумский, наблюдая за выражением лица Потапенко. Оно было непроницаемо, глаза устремлены вниз.
– Давненько, еще с войны, – охотно ответил Кравцов.
Потапенко нехотя кивнул.
– Мне необходимо выяснить у вас одну деталь, – сказал Шумский и вынул фотографию Красильникова. – Скажите, кто это?
Потапенко скривился, отвел глаза.
– Вы мне показываете уже в сотый раз, – проворчал он. – Я уже сказал, что не знаю этого человека…
– А вы? – повернулся Шумский к Кравцову.
Кравцов в замешательстве молчал; Шумский, боясь, что Кравцов сдастся и начнет говорить совсем не то, что накануне, сказал, разделяя слова:
– Вам знаком этот человек?
– Знаком… То есть, кажется, я его видел… – запинаясь, начал говорить Кравцов, с опаской поглядывая на Потапенко, который сидел, положив локти на колени и сцепив пальцы.
– Знаком? Или кажется?.. – строго спросил Шумский. – В этих фразах большая разница.
– Знаком. Это Гоша… Кра… Красильников вы сказали?
– Говорите только то, что твердо знаете, – заметил Шумский. – Значит, Гоша, фамилия вам неизвестна. Где вы его видели?
– У Аркадия…
– Ну что ты мелешь? С перепоя, наверно, не проспался?! – вскричал Потапенко. Он резко выпрямился и ненавидяще смотрел на Кравцова. – Когда ты мог у меня его видеть? Мало ли шляется по улице всякой шантрапы, так что, все, по-твоему, приходят ко мне? – качнулся в сторону Шумского. – Не слушайте вы этого пропойцу. Подонок он, бродяга, сволочь, дерьмо… Шкура продажная…
– Аркадий, – укоризненно проговорил Кравцов, уязвленный грубостью Потапенко, – это же Гоша! Помнишь, в тот вечер ты спалил чьи-то брюки? Я вошел, а ты с ним о чем-то разговаривал и забыл про утюг; спохватился, когда уже запахло паленым. Неужели не помнишь? Ты сразу выпроводил гостя, а я спросил, кто этот молодой человек. А ты сказал, что он принес тебе лицевать пиджак, ты его принял, а теперь не знаешь, как от него избавиться, больно уж он старый…
– Какой Гоша?! Какой пиджак?! – в бешенстве кричал Потапенко; он весь трясся, ему не хватало воздуха.
– Вот
