подавляя в себе неприязнь, поднял небесно синие глаза свои – спасительная синева! – на Александра Семеновича.
Лицо адмирала энергичное, в глазах острый непримиримый ум, седина благородная.
Александр вздохнул, вычеркивая из сердца Карамзина, и сказал просто, твердо, по-царски:
– Я прочитал ваше пламенное и мудрое «Рассуждение о любви к Отечеству». – Показал на отчеркнутые места в журнале, процитировал: – «Воспитание должно быть отечественное, а не чужеземное. Ученый чужестранец может преподать нам, когда нужно, некоторые знания свои о науках, но не может вложить в душу нашу огня народной гордости, огня любви к Отечеству, точно так же, как я не могу вложить в него чувствований моих к моей матери». Сказано сильно и весьма выразительно. Останавливает внимание и сия ваша мысль: «Народное воспитание есть весьма важное дело, требующее великой прозорливости и предусмотрения. Оно не действует в настоящее время, но приготовляет счастье и несчастье предбудущих времен и призывает на главу нашу или благословие или клятву потомков».
Александр встал, прошел взад-вперед по кабинету.
– Имея таковые мысли, вы можете быть полезны Отечеству. Кажется, у нас не обойдется без войны с французами, нужно сделать рекрутский набор. Я бы желал, чтобы вы написали о том манифест.
– Государь! – Александр Семенович не пытался скрыть испуга. – Государь! Я никогда не писывал подобных бумаг. Это будет первый опыт, а потому не знаю, могу ли достойным образом исполнить сие поручение. Как скоро это надобно?
– Сегодня или завтра. – Александр смотрел синими очами прямо в душу: понравилась искренность адмирала.
– Сегодня?! Завтра?! Ваше Величество, доношу: я страдаю головными болями.
– Коли что приключится, сроку тебе три дня.
Осталось поклониться, бегом за стол… В кабинет влетел бурей. Положил лист бумаги на стол – и впал в безнадежный штиль.
Господи! Тут не стишки с надеждой на вечное признание потомков, тут подавай бумагу, по слову коей страна должна воспрять и вооружиться духом противу неприятеля.
Отыскал на полке свое «Рассуждение о любви к Отечеству», читанное в 1812 году в «Беседе Любителей Русского Слова».
«Некогда рассуждали мы о преимуществе, какое род человеческий получил тем единым, что благость Божия, даровав нам душу, даровала и слово».
– О Господи! Пошли мне слов во исполнение государева повеления.
Понимал, зажечь нужно себя. Без пламени в сердце из-под пера выйдет мертвячина казенная.
«Человек, почитающий себя гражданином света, то есть не принадлежащий никакому народу, делает то же, как бы он не признавал у себя ни отца, ни матери, ни роду, ни племени. Он, исторгаясь из рода людей, причисляет сам себя к роду животных».
– Вот и послужи роду, племени, государю и России!
Глаза бежали по строчкам.
«Что такое Отечество? Страна, где мы родились; колыбель,
