денег требует, а раз татары на наши земли покусились, то именно их наказать надобно. Собрать кавалерию, добавить регулярный корпус и в хорошее время напустить на Крым. Войти туда, насколько возможно, разорить всё и вернуться на Украину. Тогда турки вроде как ни при чём будут, и с ними без войны обойдётся.
Воцарилось короткое молчание, и Остерман, догадавшись, что наверху война с турками – дело решённое, обратился к Черкасскому:
– Что скажешь, князь?
– Скажу прямо, корпус слать надобно, а там видно будет, – ответил тот и вопросительно глянул на Ягужинского, который как знак того, что согласен с Черкасским, положил свои сжатые кулаки на подлокотники кресла…
Калмыцкое ханство стало союзно России ещё при Петре Алексеевиче, который своим указом повелел «обходиться с калмыками ласково, ибо в них нужда есть». А нужда эта действительно была. Обстановка на Кавказе складывалась по-разному, и Россия не обманулась в своих ожиданиях, поскольку калмыки стали принимать участие в войнах на её стороне. Когда же хан крымский в очередной раз стал предъявлять свои претензии к Кабарде, калмыцкий тайша Дондук-Омбо, опасаясь поползновений со стороны крымчаков, разослал по всем стойбищам-хотонам приказ готовиться к походу. А вскоре, в связи с началом турецкой войны, Петербург распорядился смирить кубанских татар, поскольку имелось опасение, что они выступят на поддержку хана.
Эту весть гонцы разнесли по калмыцким кочевьям, и там немедля начались сборы. Собирался и состоявший из сорока кибиток хотон самого Дондук-Омбо. По-новому организованное калмыцкое войско состояло теперь из отдельных отрядов, которые уже подходили, располагаясь лагерем неподалеку от остававшейся на месте белой юрты Дондук-Омбо. Прочие, чёрные юрты поспешно разбирали, на верблюдов вьючили складные решётки-терме, длинные жерди-унины, крепили сверху харачи – дымовой круг – и, увязав напоследок кошмы, то бишь войлок для стен, выстраивали караван, чтобы в опасении чужого набега увезти домочадцев подальше в степь.
Дондук-Омбо встретил присланного к нему для надзора войскового старшину Ефремова насторожённо. Дело в том, что из-за недавних внутренних распрей, когда тайша был в предгорьях Кавказа, у него случались стычки с русскими. Тогда петербургский двор приложил немало усилий, чтобы вернуть его обратно на Волгу, и теперь неожиданное появление в хотоне войскового старшины для Дондук-Омбо могло стать не особо приятным. Однако Ефремов сразу понял, чего именно опасается предводитель калмыков, и, глядя ему в глаза, сказал:
– Фельдмаршал приказал мне быть при тебе неотлучно, дабы меж войсками нашими никаких неурядиц не было.
Тайша Дондук-Омбо хорошо знал Ефремова ещё с той поры, когда войсковой старшина сопровождал посланника Остермана, приезжавшего договариваться с калмыками, и сейчас, поверив, что услышанные слова – правда, гостеприимно откинул войлочный полог, прикрывавший двухстворчатую дверь белой юрты, показывая тем, что встречает особо желанного гостя.
К большому удивлению
