на барикаду из борон, сох и бревен.
Потом слышала, сколько казаков кинулось бежать, испугавшись крестьян, сколько казачьих фуражек подобрали крестьяне.
Отец вернулся домой в отменном расположении духа. Взял меня за плечики и подбросил: белая кофточка, белая юбочка, белые носочки, белые банты – вся моя одежда высоко взлетели вверх.
– Оленька! Сегодня важное дело пошло по уезду! Завтра пойдет по губернии…
– Что теперь будет?! – заметалась по дому мама.
– Ты бы видела, как они драпанули!
– Вася! Ты же сам говорил, что не надо насилия…
– Да, Машенька, да! Но ты бы видела…
Утром прибежал сторож дед Петруха:
– Медвежье окружили казаки!
Отец думал недолго. Собрал котомку, позвал нас.
– Алешенька! Расти здоровеньким! – погладил по голове младшего. – Оленька, я скоро вернусь, и мы покатаемся с тобой на лошадках, – чмокнул меня в щеку. – Сережа! Ты уже взрослый, остаешься за старшего! – обратился к сыну. – Машенька, прости, если что не так. Но я хотел, как лучше, – прошептал, прижимая к себе жену.
Поход с крестьянами стоил отцу нескольких лет тюрьмы. Два года от звонка до звонка провел в тюремном замке в Воронеже. Хотя сам Толстой земли своего имения не раздавал и не помогал отбирать их у помещиков, но некоторые его последователи шли дальше учителя.
После ареста отца мы жили скромно. Мама шутила: «Если есть люди, которые кушают сливки, то есть и те, которые потребляют снятое молоко». Выматывалась. Но нас поддерживали родственники Русановы, которые жили в шести верстах в селе Ерофеевке. Сестра мамы Ольга Адольфовна Русанова была женой Сергея Гавриловича Русанова, земского врача, и они помогали нам. Я часто бывала в Ерофеевке, где меня потчевали оладьями со сметаной, блинами с вареньем. Бегала по аллее из лип, пряталась в сосновом бору у пруда, чувствовала душевную теплоту родных. Быстро мужал брат Сергей, который с особой серьезностью брался за любую работу: обрезал яблони, мульчировал почву, собирал урожай, продавал его на рынке, колол дрова, молол зерно на мельнице. Добром за отца нам платили и крестьяне.
Село Медвежье разбросало свои угодья по буграм вдоль речки Трещевки. Рядом с речкой в яблоневом саду в тени тополей прятался наш уютный дом с высокими окнами и резными ставнями, в котором родились я и мои братья. Этот дом давным-давно выиграл в карты наш обедневший предок и по бревнышку перевез в село.
Я любила качаться на веранде в плетеном кресле из лозы и жмурить глаза на солнце. Лазить по фруктовым деревьям и срывать яблоки, приятные на вкус. Ездить с братьями на коляске, когда они пускали лошадей вскачь и те с ветерком взлетали на горку. Окунаться в зеркальную гладь прудов, покрывших правый берег Дона.
Прелести деревенской жизни: ширь степного пространства, сочный, напитанный запахами цветов воздух, трели жаворонка, повисшего в океане небосклона, заполняли мои дни, и я не думала, что когда-нибудь покину чудный мир сельской чудо-природы.
В
