игнорировала. Ходила, вернее, шествовала одна. Чуть в стороне. Самоуверенная гордячка.
Мальчики даже не пытались ухаживать. Нервно вздрагивали, когда она – цок-цок-цок – приближалась подиумной походкой от бедра – слишком близко. Так, что можно было унюхать запах, который облаком кружился вокруг, легким шлейфом окружал фигурку.
Девочки ехидно цедили через губу. Мол, сегодня опять «Пуазоном» облилась. Так мы называли DIOR POISON.
У Гали были отличные ножки. Длина клетчатой или красной юбки – на ладонь выше колена. И неизменная черная водолазка под горло. Мы привыкли к такому образу. Ремень – в тон на талии. Волосы убраны в хвост. И честно называли вид Гадины вульгарным. Хотя сами могли вырез до пупка на блузке соорудить. Или обрезать платье по самое не могу – трусики наружу. Но это же мы. Бедные, честные девчонки.
А Галя дело другое. Ей не прощали вполне себе приемлемое мини.
Гадина!
Гадина!
Гадина!
Однажды она простыла. Подкашливала. Была бледнее обычного. Потом не пришла неделю, вторую. Кто-то сказал, что лежит в терапии. Чуть ли не с пневмонией. Долго думали, навещать или нет. Она же с нами не… И ни…
Все же как-то решились. Может, и от некоторого злорадства. Мол, все при ней, а она чахнет. Не иначе как от общей подлости ее ядовитой натуры. Вот!
Как раз под Новый год дело было. Собрали, что смогли. Пару книжек, одну из них на английском, отняли у кого-то. Носки вязаные. Ведь зимой в палатах бывает холодно – пригодятся. Три пришибленных мандарина. И вместо цветов – веточка елки.
Пришли. Назвали фамилию.
Двух из пяти, а мы приперлись кучей, пропустили наверх в отделение. Остальным велели подождать, пока первые сходят и вернутся.
Гадины на месте не оказалось. Куда-то отошла.
Мы – две обезьянки – стояли и глазели, впервые в одноместной палате побывали. В платной. Они только-только появились в больничках.
Резко раскрылась дверь. Вошла суровая тетка. Ростом даже повыше Гали. Показательно широкая в плечах. Явная бой-баба или родина-мать. Это смотря как – с одной стороны баррикады ты с ней оказался или по разные. Врага она будет крушить, или ты под мощную длань подвернешься.
Взгляд – суровый. На голове химия, уже поредевшая шевелюра. И фамильная манера смотреть прищурившись.
Мазер. Решили мы. И синхронно поздоровались.
Тетка улыбнулась. Похвалила наши немудреные гостинцы. Сказала, что Гале все передаст. Увидеть ее мы не сможем. Она – в барокамере. Еще два часа не вернется в палату. Ну, тогда мы покивали. Попросили передать приветы и пошли себе вниз.
А на выходе из отделения нас поймала санитарка. Мол, как хорошо, что вы подружку навещаете. Такая девка хорошая, храбрая, особенная. И сидит одна целыми днями, как сыч. Вы чаще приходите.
Я зацепилась за слово «храбрая». Почему? С какой стати? Санитарка руками, как мельница, замахала. Неужели не знаем? Девка-то почему носит
