Гоша. У меня к тебе очень серьезный разговор.
– Я в отказ. Стучать больше не буду, хоть вы и хороший мент. На Рашпиля я зуб имел, он меня чуть калекой не сделал.
– Совсем не о том разговор. Предложение у меня к тебе.
– Какое?
– Усыновить хочу тебя, Гоша. Отцом тебе стану, моя жена – матерью. Учиться будешь, выберешь себе специальность.
Гоша изумленно уставился на Суслова.
– Это вы в сурьёз?
– Вполне.
– Вот это номер! И не врублюсь сразу, что сказать. Вообще-то, я сам по себе, волю люблю.
– Я не тороплю тебя. Подумай.
Суслов достал из кармана кителя четыре тысячи рублей.
– Купи себе мобильный телефон. Когда определишься, позвони мне, – он продиктовал номер телефона. – Запомнил или записать?
– Запишите.
Суслов вырвал из блокнота листок, записал номер своего телефона и отдал Гоше.
– Теперь поехали к дому с берлогой…
4.
Привести приговор в исполнение Фарид решил ближе к вечеру. В камере не стоит – следы от крови, лишние глаза. Надежнее в его джипе. Вывезти на кладбище, шлепнуть – и сразу в мертвецкую.
Но прежде стоит джип обыскать. Рашпиль – мужик ушлый и предусмотрительный, не может быть, чтобы не припрятал чего-нибудь в машине.
Машина Рашпиля стояла в боксе. Фарид начал ее осмотр с багажника. Запасливым оказался прежний хозяин: три канистры с бензином, палатка, тюк с матрасами и одеялами, два запасных колеса – снаружи и внутри. Видно, в бега собирался.
Он разобрал и проверил барахло, повыкидывал всё на бетонный пол. Обнажилась резиновая подстилка. Под ней лежал черный конверт. Вскрыл его. Так и есть – заначка прозапас: 50 тысяч рублей. Шефу о них знать не обязательно. Он и так почти все баксы присвоил. А эти рубли – его личные.
Фарид снова заполнил багажник и вывел джип из бокса. Подогнал его к проходной.
Забрался в салон. Снял задние сиденья. Проверил пальцами щели. Нащупал бумагу, вытянул. Это был такой же черный конверт. В нем лежали еще 50 тысяч в рублях и 10 тысяч в гринах. Везет тебе, Фарид! Везет тому, кто воз везет, кто ищет – тот находит.
Он поставил сиденья на место и перебрался в кресло водителя…
Рашпиль сидел на корточках в глухой камере два на два метра. Он нутром чуял, что менты замыслили подлянку. Протокол допроса не вели. Подписывать ничего не предлагали. Кончать его решили, понял он. Не из-за трупов в клубе, нет у них доказательств, что он стрелял. Из-за хохлушки. Лопухнулся он. Надо было ее приложить, как и майора. Заранее всё рассчитали. Сунули его не в изолятор в подвале, а в глушняк, где даже шконки нет. Тащить тело из подвала – свидетелей много. Хоть и свои, все равно кто-нибудь может капнуть про беспредел. Капнул же кто-то ментам про его хату. Схема у них простая. Скажут, что повезут вечером на очную ставку, вывезут в лес, и поминай, как звали.
Значит, пока не поздно, надо выбираться
