Я еще долго провожал ее взглядом, и опустился в любимое кресло, только тогда, когда край синего шлейфа скрылся из виду.
Сестра поднялась в свои покои, а я до рассвета просидел у огня, осмысливая сегодняшнюю ночь и воспроизводя в своей памяти лицо деревенской девушки.
Тут же в моем сознании возник образ потрепанной Марики, и мне захотелось убить самой медленной и мучительной смертью, того извращенца, покусившегося на невинность девчонки.
«Сегодня я мог не успеть, и чертов подонок обесчестил бы ее. Нет, определенно здесь, рядом со мной, Марика будет в безопасности». – Успокаивал я себя.
Я невольно улыбнулся, когда вспомнил ее внешний вид: она выглядела довольно забавно, особенно, когда горделиво задирала свой веснушчатый носик, или как, заливалась краской, когда прикрывала изящную, обнаженную ножку, что не могло меня не повеселить. От приятных мыслей, на душе стало немного спокойнее, а сердце ликовало внутри, но через мгновение, меня стали одолевать сомнения в правильности моего решения.
«Не выйдет ли так, что пытаясь защитить это невинное создание, я, наоборот, подвергну ее еще большей опасности, имя которой Лучия?» – Мысленно задавал я себе вопрос.
Тадэуш.
Всю оставшуюся ночь меня мучили кошмары, усугубленные жаром. Где – то на границе сна и бодрствования я видел светящиеся золотым светом глаза. Из кромешной тьмы, они смотрели ласково, даже умоляющи. Сквозь эту дремоту я слышал взволнованные советы лекаря.
– Тадэу, мальчик мой, борись. Слышишь? Ты должен сопротивляться. Не поддавайся на призыв вампира.
На рассвете я почувствовал себя гораздо лучше, хотя, все тело ломило, а липкий пот, заливавший меня этой жуткой ночью, неприятно холодил и раздражал кожу.
Я приоткрыл глаза и увидел возле своей кровати, множество висевших оберегов из чеснока и пучков засушенных трав, которые медленно тлели. От них, клубясь, поднимался густой дымок. Сразу же в нос ударил приторный запах горечи. Мне стало дурно. Я попытался подняться, но мое тело не слушалось. Рядом, облокотившись о спинку кровати, дремал мой спаситель, посланный самими небесами, чтобы избавить меня от страшной участи, притаившейся в ночи. Скорей всего, дед Микулэ провел подле меня всю ночь, не смыкая глаз, но с восходом солнца не смог побороть усталость и теперь мирно посапывал. В первые, за проведенное с ним время, я увидел его в таком состоянии. Его лицо выражало беспокойство, даже во сне, а вечно красный нос из-за выпивки, был абсолютно нормальным, хотя он сейчас показался мне еще длиннее. До этого дня его доброе лицо было, лишь слегка тронуто старостью, за исключением седых волос, но теперь я видел, как сотни глубоких морщинок расчертили лицо старичка.
Я снова попытался встать, собрав всю силу в кулак. С огромным трудом, но у меня все же получилось покинуть постель. Шатаясь, и упираясь руками о стены, я поплелся к кадке с водой, что бы умыться. Склонившись к зеркальной поверхности воды, ужаснулся. На висках, моих темных и густых волос
