ее оправдать. Совсем с катушек слетел на старости лет.
– Ага, Вадюх, именно поэтому Ашот нам их и подогнал, чтобы просто компанию составили и домой потопали, не смеши! Мы просили тех, кто на продолжение согласен, так что, не получится тебе ангелочка выгородить…
Руки под столом, машинально, сжались в кулаки, и неизвестно, чем бы этот диалог мог закончиться, если бы тишину не разрезал громкий властный голос, вышеупомянутого, Ашота.
– Ну, что, рыбки мои, стоим, как не родные? Пойдемте скорее, ребята заждались уже, – и, похлопывая девушек чуть пониже спины, пригнал их, как стадо послушных овечек, к столу.
– Добрый вечер, как вам мои цыпочки? Почему так долго держали на пороге? Или не понравились? У меня, тут, такие экземпляры есть: Мэрлин Монро нервно курит в сторонке! – и он подтолкнул к столу ту, из-за которой весь сыр бор начался. – Как тебе, Вадим? Твой покорный слуга старался! Нравится девочка?
Ангелочек гордо вскинула голову. Не ожидал от нее такого, думал, рыдать начнет, а нет, глаза сверкали недобрым огоньком, презрительно обвела всех взглядом, чуть дольше задержавшись на мне.
– А вот и виновник торжества, киска моя, иди, приласкай папочку, – сказал Ашот, подтолкнув девчонку в мою сторону, звонко хлопнув по попе.
Она, явно, не ожидала такого подвоха и чуть не налетела на меня, но, в последний момент, ухватившись за край стола и, сделав героический кульбит, приземлилась рядом, успев на ходу, даже, извиниться. Вежливая попалась проститутка.
Мужики, заметно повеселели и, под громкие улюлюканья, разобрали остальных. Вечер стал напоминать вакханалию. Женщины громко смеялись, много пили и веселились. Постепенно, самые горячие парочки стали удаляться в приват-комнаты, а остальные придавались жарким латиноамериканским танцам, с намеком на имитацию полового акта, в общем, мальчишник соответствовал классике жанра.
За столом оставались единицы: Вован, который перебрал и храпел, лежа на руках, его спутница, скучающая и, что-то, быстро строчившая в телефоне, параллельно, заливающая в себя полными стопками виски, усердно пытающаяся поскорее догнать своего благоверного, и я с белокурой незнакомкой. Налив бокал шампанского, повернулся к ней в первый раз за вечер. Все это время она сидела молча, смотрела в пол, не двигалась и, казалось, не дышала. Не ела, не пила, застыв, словно изваяние. Волосы нависли, и я не видел ее лица.
Аккуратно убрал их ей за ухо, и, подав шипучий напиток, спросил:
– Как тебя зовут, небесное создание?
Она подняла полные слез глаза.
– Ева.
Ева, блин, кто бы сомневался! Еще бы Анжелой или Ангелиной назвалась!
– А настоящее имя? – вкрадчиво, спросил я.
Она, непонимающе, уставилась на меня, и, хлопая огромными пушистыми ресницами, произнесла:
– Это мое настоящее имя.
– Хорошо, допустим, – взял ее за подбородок и посмотрел в глаза. – А по какому поводу слезы? У нас тут праздник,
