Мамин гардероб был переполнен платьями на размер меньше, чем нужно. Упакованные в пластик, они ждали дня, когда мама сбросит несколько килограммов, расстраивающих ее уже много лет. – У нее все кости можно пересчитать.
Что ж, это была правда.
– Смотри, фонари зажглись! – воскликнула я.
Фонари включались автоматически с наступлением темноты. Но в тот день солнце еще сияло.
Я представила людей, живущих на другой стороне планеты, в Индии и в Китае. Они толпились во мраке и тоже ждали – только, в отличие от нас, не заката, а рассвета.
– Мог бы хоть сообщить, что добрался до работы, – проворчала мама.
Она снова набрала номер, подождала несколько гудков и положила трубку.
Однажды я ездила к папе на работу. При мне ничего особенного там не произошло. Беременные лежали в кроватях, смотрели телевизор и все время что-то жевали. Отец задавал им вопросы и проверял графики. Будущие папаши кружили поблизости.
– Я же просила его позвонить, – не успокаивалась мама.
Ее тревога передавалась мне, хотя я и старалась не поддаваться.
– Наверное, он просто очень занят.
В конце улицы я заметила Тома и Карлотту – пожилую пару, которые сидели возле своего дома. Он – в застиранной майке и джинсах, она – в ботинках «Биркенсток» и с длинной седой косой через плечо. В этот час они всегда отдыхали в шезлонгах на дорожке, с сигаретами и коктейлем «Маргарита» в руках. Через открытую дверь гаража виднелись кольца игрушечной железной дороги Тома. За последние годы почти все обитатели нашей улицы уже переставили или хотя бы отремонтировали свои дома – образно говоря, отполировали пожелтевшие зубы. И только жилище Тома и Карлотты пребывало в первозданном виде. Даже полы там устилал все тот же старый бордовый ковролин. Я это знала точно, потому что заходила к ним, продавая скаутское печенье.
Том заметил мой взгляд и поднял руку с бокалом в знак приветствия. Мы почти не знали друг друга, но он всегда относился ко мне с симпатией. Я помахала в ответ.
На дворе стоял октябрь, больше похожий на июль: в воздухе пахло летом, и небо в семь часов вечера оставалось светлым.
– Надеюсь, телефоны исправны, – с беспокойством сказала мама. – Телефоны-то ведь должны работать?
В ту ночь во мне проявились многие мамины черты, в частности способность зацикливаться на чем-то одном и неумение смиряться с неопределенностью. А вот ее широкие бедра и высокие скулы дремали во мне еще несколько лет. Тогда я этого не понимала.
– Мам, расслабься!
Наконец телефон зазвонил. Мама немедленно ответила, но через секунду в ее голосе послышалось разочарование, и она передала трубку мне.
Звонила Ханна.
Я поднялась с крыльца и пошла на лужайку, прижимая телефон к уху и щурясь на солнце.
– Нет времени болтать. Я просто хотела сказать, что мы уезжаем, – сообщила Ханна.
В трубке слышались голоса ее сестер. Я представила,
