решалась дальнейшая его судьба, где собирались Приближенные, их преемники, и сам Божественный. Картина именовалась «На могилах всегда вырастают цветы» – и неспроста: после полного распада Священного Ил Ганта именно в этом замке, замке Вече, впервые избрали первого Божественного; им стал Полесиус Падший, впоследствии едва не погубивший всю надежду на воскрешение Империи и свергнутый уже спустя два года.
Аэрон как заядлый любитель истории, конечно, знал о том, однако мысли его крутились вокруг других событий, там произошедших на исходе марта этого года, событий крайне весомых для его собственной жизни.
Посреди платформы из алебастровой плитки, во внутреннем дворе замка Вече, возвышался белоснежный мраморный алтарь, на нем возлежал труп нагого престарелого, но крепкого мужчины. По обе стороны над ним склонили головы позолоченные изваяния Этариуса и Мавриния – избранные Близнецы – символы всеобъемлющей мудрости Всевышнего и вечной пустоты Бездны. У тела стоял полнотелый, низкорослый лэр, с залысиной на макушке и ввалившимися в распухшее лицо поросячьими глазками. Он взял уже в кишках сидящую у Аэрона ноту:
– Все мы собрались здесь, дабы проводить в мир иной великого мага – Приближенного по внутреннему соглядатайству, фанатического приверженца идей Ил Ганта, неоспоримого мастера водной стихии, преданного исполнителя воли Божественного и непоколебимого защитника баланса мирового, как гласит то мудрость небесная, – лэра Титоса, кой именем фамильным пожертвовал и от родства мирского отказался во благо служения Господу.
Урион, так звали полнотелого лэра, служил Приближенным по вероисповеданию. Этот мастер печатей запомнился Аэрону тем, как грациозно на ежесезонных Вечах по-разному истолковывал в религиозном понимании один и тот же поступок: как обосновывал мудрость Божественного за помилование оклеветанного в некромантии одного мага, так же искусно восхвалял справедливость решения ликвидировать другого. Никогда вслух непроизнесенные догадки Аэрона об этом борове как умелом кукловоде опроверг Титос, покойный наставник, после одного из заседаний: «Клятый подхалим, заискивает, из кожи вон лезет, выказывает лояльность, чтоб лэр Дарвос закрывал глаза на мои отчеты, сколь огромные суммы не доходят из храмов в казну».
Аэрон съежился под порывом северного ветра, от которого не спасали даже стены, что несла с собой непогода Хладного моря, укутался пышным меховым воротником. Флюиды превосходно могли согреть его, если бы не строжайший запрет на использование магии на таких сборах. Мельком огляделся: самые уважаемые лэры и лэрэсы Ил Ганта окружали его – Приближенные и их утвержденные преемники, также облаченные в траурно-черные плащи. Божественный, одиннадцать Приближенных, восемь, не считая его самого, преемников, – по наблюдениям Аэрона, отсутствовал лишь Талус со своей преемницей.
Всех присутствующих на традиционной церемонии прощания взяли в кольцо
