Когда мы покидали страну, я сказал Надежде, что уезжаю отсюда навсегда. Она же ответила, что я слишком все это ненавижу, и поэтому обязательно вернусь, когда представится случай отомстить. Она оказалась права.
Два года мы прожили в маленьком городке на берегу моря. Небольшая дощатая хибара, нанятая мною у одинокой старухи, стояла почти на краю высокого обрывистого склона, подмываемого солеными волнами. Во время сильного шторма их мелкие брызги долетали до нас, покрывая обращенную к морю стену и окно соляной пылью. Два небольших кипариса и несколько можжевеловых кустов осыпали нас запахом хвои и почти скрывали наш домик от посторонних глаз. Мы были одни и принадлежали только самим себе. Потребности общаться с кем – либо у нас не было, не считая необходимости, время от времени, зарабатывать деньги. Летом это было довольно просто: мы продавали туристам собранные нами красивые разноцветные камни, покрываемые лаком ракушки и кусочки древесины ценных сортов деревьев. Иногда у нас покупали, нарисованные Надеждой пейзажи, с удивительными, никогда не существовавшими видами моря и гор. Тяжелее было зимой, когда туристов уже не было, и возникала необходимость хоть как – то обогреть наше жилище. Обычно на это время я устраивался разделывать рыбу в расположенное неподалеку рыболовецкое хозяйство. Это был очень тяжелый и неприятный труд, но он давал нам небольшие деньги, чтобы оплачивать. Кроме того, я мог приносить домой рыбу, которая была тогда нашей основной пищей.
Каждый вечер, невзирая на погоду и время года, Надежда и я выходили гулять на берег моря. Мы мало разговаривали друг с другом, лишь вслушивались в шум прибоя, скрежет песка под нашими ногами, всматривались в подкрадывающиеся к нам темные волны. Возвращаясь с прогулки, мы обычно ложились в постель и любили друг друга. Часто рассказывали вслух, какие – ни будь придуманные истории так, чтобы, останавливаясь на самом интересном месте, другой мог продолжить рассказ так, как он бы того хотел. Чтобы заполнить время, мы сочиняли различные игры, в которые могли играть только вдвоем. Но большую часть времени проводили за книгами. На них мы тратили большую часть остававшихся у нас денег.
С родными, ни я, ни Надежда почти не общались. Так сложилось, что мне некому было писать – там, дома, меня не то чтобы никто не ждал, но просто я бы никогда не смог объяснить, почему я живу здесь. То же чувство испытывала и Надежда. Она, хотя и писала письма, но никогда не указывала на них нашего адреса. Да и то, что она писала, сводилось лишь к без конца повторяющимся фразам о том, что ей очень хорошо и ничего не нужно. В общем, так оно и было. И я не знаю, сколько бы еще времени мы прожили там, если бы не произошли те страшные события.
В один из дней, ближе к вечеру, когда мы собрались на прогулку, пришла наша хозяйка, и, всплеснув руками, о чем – то быстро затараторила. Из ее слов можно было понять только то, что там, в нашем городе, произошло что – то совсем невероятное. Только после расспросов нам удалось узнать,
