своим товарищам все коммерческие дела, я решил побродить по улицам города. Но, едва сделав первый шаг, я ощутил в себе необъяснимый страх. Вначале мне подумалось, что это – моя реакция на незнакомый чуждый мне город, но затем я стал понимать, что боялся я именно узнаваемого мною. Это был страх перед самим собой, потому что в домах, деревьях, небе, людях – во всем, что было вокруг, я видел самого себя. Здесь продолжали жить мои мысли, слова, поступки. Они никуда не исчезали и были вполне осязаемы. Нужно только было приложить небольшое усилие, чтобы услышать и увидеть все это вновь. Не сразу, но у меня стало получаться, и можно только представить мое восхищение, когда передо мной вновь развернулись события далекой древности. Я понял, что нашел ту точку отсчета, которая перевернет мою жизнь и даст мне то, что я искал такие долгие годы.
Учитель шел мне навстречу. Он был легко узнаваем своими глазами, походкой, длинными тонкими пальцами рук. Подойдя, он улыбнулся мне и сказал, что я нужен ему. И тогда я спросил, держит ли он обиду на меня. Он же засмеялся и ответил, что наоборот, сам просит меня простить его.
– За что? – удивился я.
– За то, что ты не пожалел своей жизни ради меня и сделал меня таким, каким я есть.
– Не пожалел жизни? Но я же жив.
– Я – твоя жизнь, а ты – моя. Ты сделал так, что весь мир стал мною и тобой. Теперь все принадлежит нам. Мы – господа над всем живущим, над пространством и временем, окружающим нас. И поэтому я хочу попросить тебя об одном одолжении.
– Ты просишь меня?
– Да, тебя. Позволь мне снова вернуться.
– Вернуться сюда, к нам. Зачем?
– Ты не ответил мне.
– Да, конечно. Но что ты будешь делать здесь?
– Не давать душам людей спать, искать добро и зло, и выносить это на суд твой.
– Ты хочешь вернуть мне свой долг?
– Я попытаюсь. Не знаю, как это получится, поскольку сил моих может не хватить, но я дам людям еще один шанс. Это будет другая, может быть более короткая дорога к бессмертию.
– Что – ж, иди.
– Прощай.
Я оглянулся, вокруг никого не было, и лишь его следы лежали на пыльных камнях бесконечно длинной улицы. Стало тихо. Сумерки заполнили город, превращая глиняные дома в одну темную стену. На небе умирала одинокая белая звезда, которая то гасла, то вновь наполнялась светом до тех пор, пока не исчезла совсем.
ДЕВЯНОСТО ТРЕТИЙ ГОД
Когда музыкант Мянь, придя к Учителю, приблизился к ступеням, Учитель сказал:
– Это ступени!
Подойдя с ним к постланным для сидения циновкам, Учитель сказал:
– Это циновки.
После того, как все уселись, Учитель сказал:
– Здесь сидит такой – то, там – такой – то.
Когда музыкант Мянь ушел, Цзычжан спросил:
– Так
