подумывал остановиться на ночлег возле одной из таких усадеб, но на лицах хирдманов отражался ужас, и в конце концов выбрали небольшой сосновый лесок возле самой дороги.
К утру впереди уже отчетливо виднелись горы, и еще до сумерек фьялли оказались перед Ступенчатым перевалом: беловатой скалой из песчаника, на которой огромные плиты образовывали как бы ступеньки, заросшие мхом, можжевельником, мелкими желтеющими березками.
У подножия перевала остановились. Возник небольшой спор, точно такой же, как и тридцать лет назад, когда к этому перевалу однажды подошел со своей дружиной Торбранд конунг: ночевать здесь, у подножия, а в Медный Лес войти завтра утром или же перейти перевал сейчас и немного углубиться в эту загадочную и грозную страну, чтобы успеть оглядеться до ночи. И Торвард конунг решил так же, как когда-то его отец: идти немедленно. Четыре года назад он уже бывал в Медном Лесу, и сейчас его сжигало странное, лихорадочное волнение, как будто он возвращался к себе на родину, откуда ушел не по-доброму и теперь не знает, как его встретят, боится самого худшего, но все же не может одолеть мощного влечения к этим местам. Отчасти он понимал причину своего состояния. Он знал, что именно голос крови призывает его в Медный Лес. Он знал, кого ему наверняка придется там встретить, но ни одному человеку из дружины, даже Халльмунду, он не говорил об этом. У каждого есть недостатки, о которых даже открытый человек предпочитает не рассказывать и лучшим друзьям.
И тот, о ком он думал, тоже думал о нем.
На позднем закате маленькая женская фигурка двигалась по площадке на вершине Рыжей горы, вглядываясь в даль через промежутки между валунами. Рыжая гора – Раудберга – возвышалась в самом сердце Медного Леса, ее длинные пологие предгорья густо поросли ельником, а площадку вершины окружали большие серовато-черные валуны, стоящие здесь с незапамятных времен. Существовало сказание, что однажды толпа великанов оказалась застигнута солнцем во время обрядового танца на вершине священной горы, и солнечный свет превратил их в камень.
Девушка была мала ростом, худощава, очертания ее фигуры терялись под просторной накидкой из волчьего меха и рубахой из грубой некрашеной холстины. Ее волосы – тускло-рыжие, цвета опавшей еловой хвои – неровными густыми прядями лежали на спине и на плечах. На бледном лице с мелкими острыми чертами большие глаза блестели золотистой желтизной, как вода в болоте. Возраст ее не поддавался определению – черты ее лица казались юными, но в глазах горело старческое безумие. Она родилась тридцать лет назад, но это вовсе не означает, что сейчас ей тридцать лет: благодаря крови великанов, текущей в ее жилах, она быстро росла, но медленно старела. Матерью ее была живая женщина, когда-то отданная в жертву великану, а отцом – сам великан по имени Свальнир, что значит – Стылый. Она родилась в пещере, где жил когда-то Свальнир. В эту темную пещеру, которую никогда не мог целиком согреть даже самый жаркий огонь, он принес свою жену Хердис, здесь родилась
