и покатились по полю в сторону дороги к их родному селищу, под неблагозвучным названием, Змеёвка.
Мертвый Василий лежал с перекошенным, от страха, лицом, сжимая в своем увесистом кулаке, расплавившийся, нательный крест.
Марыля, Олеся и Петро так и не дошли до него…
Когда колесо, выскочило из стога, обе девушки громко завизжали и бросились наутек. Петро поспешил за ними, считая себя единственным их защитником.
На берегу, где селяне отмечали Спас, уже никого не было. Дымились только кострища и задорная песня слышилась из глубины оврага:
З мяшка бяры бульбу
І пітайся пакрышку.
Можаш ёсць яе вароной
Іль у мундзіры запечонной.
Трам, там, там, тая-ра… рам,
Без бульбы худое нам!
По голосам сразу можно было догадаться, что горланят ее пасечник Юрась и дьяк Михайло.
Медовуху хлестать на пасеку идут! – предположил Петро и повел девушек на голос. Но когда они спустились в овраг и перед ними стал выбор идти на пасеку вдоль ручья налево или подниматься наверх в селище, то дрожащая и от страха, и от холодной росы, отбиваясь от комаров, Марыля, жалобно простонала: Может до дома… Все же ближе будет! Да и спокойнее… А то этот Михайло еще, как всегда уму разуму учить начнет. Мне так батьки для этого хватает!
Оксана промолчала, а Петр кивком головы согласился и они пошли по тропинке в село.
Перед самым домом Марыли Петро всхлипнул, роняя слезу и прошептал: Свинья- я последняя! Мне почти, как брат, дружок мой в чистом поле лежит… А я вот с вами бегу от этой нечисти… Стыдно!
Стыдно! – с укоризной в голосе парировала Марьяна- Страшно!!! Страшно, если твой и мой батьки узнают для чего мы полем пошли… Разве не знал, ты, для чего мы той дорогой пошли? Разве не ждал моих ласк и поцелуев, в одном из стогов… Ваське, правда с Олесей, того же не было бы. Она ж его за версту к себе не подпустила б, коли не ты. Разве ж я не знаю, что подруженька моя также по тебе сохнет, да только ждет, когда я тобой наиграюсь и погоню от себя в три шеи! Ну вот и дождалась, Олеся! Не нужен мне такой парубок, что нюни распускает…
Немного помолчав и сверкнув очами в темноте на обоих Марыля зло рассмеялась в полголоса и добавила: Если Василь живой, то сам до хаты придет. Не маленький!
А если мертвый, то нам всем молчать надо… Не были мы там и все! А то ведь и твой батька, Олеся, может подумать, что и ты Василю, кое что очень спелое, показать хотела! И тогда прощай, сын старосты!
Ну, ты и ведьма, Марыля! – змеей прошипела Олеся и побежала к своему дому. Петро еще долго стоял возле плетня Марылиной мазанки, проводив девицу взглядом, а потом сплюнул, чертыхнулся в ее адрес и тихо- тихо, едва волоча ноги, побрел к себе домой.
*. *. *
С утра, как только колокола местной церквушки,
