то ли нашей хотел любви, но никто из нас не испытывал потребности в общении с ним. Просто не интересен был. А в то время все дети буквально были помешаны на «вкладышах». Нынешняя молодежь не знает, конечно, что это… Это фантики от заморской жевачки. Жевачка стоила рубль, вкладыш тоже стоил рубль, саму жевачку обычно выбрасывали. Цветные эти фантики были, как деньги, их можно было обменивать, у кого их было много, того уважали, их любили девочки… Привозили это добро те родители, которые бывали за морем.
И вот, этот Пет стал каждому из нас обещать, что его Отец скоро приедет и привезет много вкладышей, и он каждому подарит по несколько штук. Мы молча кивали, мол спасибо, и сворачивали тему. Но он повышал ставки обещал уже десятки фантиков, но главное, требовал общения, уважения и любви уже сейчас, раз он такой щедрый и добрый и ему ничего для нас не жалко. Кого-то это раздражало, кого-то смешило, но скоро нашлись и те, кто разозлился. Кто-то из старшего класса был в плохом настрое, когда Пет опять подошел к нему с обещаниями. Этот кто-то ударил его «в душу», под грудь. «Где мои вкладыши, сука? Ты мне уже 20 обещал, ты за базар отвечаешь?», – проорал он мальчику в ухо, и поставил на проценты. Назавтра мальчик ему должен 21 вкладыш, через день – 22… и каждый день, если не принесет будет бит.
Никто, конечно, не верил, что будут вкладыши, но игра в травлю многим пришлась по душе. Мальчика встречали уже на крыльце школы и били с каждым днем сильнее. Скоро он был должен тысячи фантиков. Мне хочется верить, что я не участвовал, по крайней мере не помню, чтоб бил его сам. Но это было событием каждого дня, встречать Сына заморского отца собиралась толпа, кто не бил, тот смотрел. Ему таки удалось собрать вокруг себя что-то вроде тусовки. Помню, как трещала у него голова, когда его уже лежащего на коричневом кафеле били ногами. Это первый мой детский опыт вида крови, соплей и слез. Дети бывают свирепы, как звери, на мальчике не оставалось живого места, а он все твердил, что скоро приедет Отец, и вкладыши будут. Не понимаю до сих пор, почему эту историю не прекращали учителя, почему его не перевели вовремя в другую школу. Потом, конечно, перевели – в другой город, в спецшколу – у него уже были явные отклонения в психике.
Так я и понял потом, что не надо верить в Отца, ни вкладышей, ни подарков, ни чего, о чем бы не просил – не будет. Каждый раз, когда мне говорят про Отца небесного и его дары, я вспоминаю трепыхающееся, изгибающееся от ударов тощее тело того верующего в своего заморского папу мальчика.
Поэтому, когда, видел в храмах, распятого и замученного Сына Отца (очень кстати похож на тощего побитого Пета), не удивлялся – то же небось до конца верил, что сейчас небо раздвинется, папа придет и спасет… Верующие в Единого, столпившиеся возле замученного, со своими просьбами к его Отцу, всегда мне напоминали моих одногодок в школе, казалось, это они его и мучают. Как-то прикола ради озадачил одного из них – типа если вам его так
