на поверхности воды. И Шуберт вдруг отчетливо осознал, что только по случайности попал в волшебную страну, где струится поток забвения, и скоро должен будет навсегда ее покинуть. Ошеломленный, он почувствовал, как слезы подступают к горлу. Затем наступила тишина.
Гости вежливо, но недружно похлопали. Кто-то – кажется, желчный Леонид – насмешливо хмыкнул «браво».
– Шуберт был безответно влюблен в свою ученицу Каролину, дочь графа Эстерхази, – проговорила, повышая голос, Кира Ипатьевна. – Он умер от брюшного тифа.
– Вероятнее всего, он умер от сифилиса, который в то время лечили ртутью. Он заразился от своего друга, поэта Шобера. Они жили вместе, – возразил Валентин беспечно.
– Я бы сейчас выкурила сигарету, – шепнула хозяйка дома, наклоняясь к Шуберту, словно хотела поцеловать. – Вы угостите меня? Мы курим на лестнице.
Он испуганно кивнул.
На лестничной площадке было холодно и сумеречно, каждый звук отдавался эхом. Шуберт достал сигареты, неловко чиркнул зажигалкой. Анна выпустила дым ему в лицо.
– Не обижайтесь на меня, хорошо? Я ужасный человек, но Валентина тоже нужно знать. Отношения с ним – это болезнь. Причем со смертельным исходом, как он любит говорить. Вы давно знакомы?
– Нет, – ответил Шуберт.
– Просто я хочу предупредить. Вам здесь не на что рассчитывать. Я его не отдам, даже во временное пользование… Честно говоря, вам лучше уйти прямо сейчас.
«Поцелуй меня в задницу», – подумал Шуберт и, расхрабрившись, едва не произнес эти слова. Но двери распахнулись, и Валентин появился на пороге, угрожающе насупился, упер руки в бока.
– В полночь на край долины увел ты жену чужую! Ты думал – она невинна? – продекламировал он, сверкая глазами.
– Твой друг хочет попрощаться, – проговорила Анна с той же застывшей улыбкой.
– Жаль, жаль… Но что поделаешь? Было приятно, надеюсь, не в последний раз…
Толстяк засуетился в прихожей, помогая Шуберту найти свою куртку, вручая ему пакет с вещами. Растерянный Шуберт молча подчинился, пытаясь поймать взгляд Валентина, и разгадал маневр, только когда тот тоже накинул плащ.
– Я провожу! Посажу на такси…
Анна преградила ему дорогу.
– Ты никуда не пойдешь. Больше этого не будет.
Старичок в шейном платке, сутулый Леонид и Наталья Петровна тоже суетились в прихожей.
– Валечка, ну что это такое? Куда? Мы не отпускаем… Семнадцатую Бетховена, аллегро, без возражений!
– Скажите на милость, зачем немцы написали столько музыки? – бормотал Валентин Сергеевич. – Нет, нет! Я только провожу! Буквально на минуту…
– Если бы ты был в состоянии хоть немного понять, что чувствуют другие люди, ты бы сам себе набил морду, – проговорила Анна, почти не размыкая губ, продолжая улыбаться.
– Юпитер, ты сердишься!
