любят.
Что-то екнуло у меня в сердце, но я не шевельнулась и продолжала сидеть, делая спокойное выражение лица. Женя сидит не двигается, потом закуривает, и я перевожу дух, понимая, что он только говорит, выпендривается.
Мы снова молчим. В сущности, я и не тороплюсь домой. Плохо ли, хорошо ли, а сидя в машине с кем-то гораздо легче переносится тоска, чем дома, одной – на этой моей широкой двуспальной кровати, от одного воспоминания о которой кондрашка хватает.
Наконец Женя привозит меня домой. Войдя в дом и, закрыв за собою дверь, я иду прямиком в свою постель. Устала!
Я падаю в постель, уже не думая ни о Жене, ни о тоске, ни о завтрашнем дне, ни о работе с утра, как я обещала себе. Я плюхаюсь в постель и засыпаю тяжелым утренним сном, как умираю.
Проспала я до четырех дня. Разбудил меня звонок – снова Женя. Он звал ехать куда-то гулять вечером. День уже был разбит в любом случае. Что можно сделать, если человек проснулся под вечер? Выйдя из дома – можно хоть забыться.
– Девочка, ты вообще понимаешь, что делаешь?
– Что я делаю? Я же тебе сказала по телефону, что я могу встретиться с тобой только при условии, что на дружеских основаниях! Я же тебя предупредила! Ты сказал, о’кей.
– Да, я сказал.
– Что же теперь ты злишься?
– Я не злюсь. Я только хочу убедиться, что ты ни о чем не пожалеешь. Ты понимаешь, что я больше не позвоню тебе?
– Но почему?!
– Потому что я не Васек, я не могу с тобой так встречаться до скончания живота! Я еще ни с одной женщиной не ходил на три свидания вот так. Один раз вышли, все! Максимум – два. Мне никто не отказывает! Три свидания, по-пионерски?! По-моему, ты что-то… того… не то делаешь.
– Но я же тебя предупреждала….
Утром Женя привез меня домой и уехал на работу.
Было еще раннее утро, и весь день опять был впереди.
Чтобы избежать соблазна лечь в постель, я прошла в зал и села в кресло. Основательный, трудно возмутимый покой стал растекаться по моему телу. Ну вот. Приехала домой. Что дальше?
С ненавистью поймала себя на том, что какая-то отдаленная туманная надежда снова устремляется к телефону. С яростью, чуть не повыдернув все шнуры из телефона, отключила его. Все!
Как в тумане, вслепую передвигаясь в тяжелом пространстве, отыскала авторучку, чистую тетрадь, снова вернулась в зал и повалилась в кресло.
«Итак»… – точка на подоконнике загипнотизировала и потащила бог знает куда мое сознание.
Очнулась. Отрезала.
«Итак… – для чего я взяла ручку? Что я хотела? – Да! Надо составить стратегию и тактику: так учил Моисей. Разбить большое на звенья. Стратегию. Стратегию и тактику. Так-ти-ку… – последнее слово было внутренне произнесено мною примерно с таким же темпом замедления, как когда выключают приемник из сети, в то время, как игла на пластинке: так-ти-(оплывая)-ку (рыча)… и снова упала в бесцветное пространство».
С
