на лицах тупой покорностью. Монах был "в своем праве" победителя. И дубина в его руках аргументом была веским, для того чтобы слушать его со всем максимальным вниманием столько, сколько он сочтет нужным. Кто-то даже всхлипнул тоскливо, с подвыванием.
– Ну-ну! Все не так трагично, господа нищие,– попытался успокоить оборванцев Михаил, но опять добился эффекта прямо противоположного. Кто-то застонал, как над покойником и рванул драную одежонку на груди, так что только треск пошел.
– Всем заткнуться!– повысил слегка голос Михаил, подпустив строгости и это подействовало. Замолчали.
– Довожу до вашего сведения, джентльмены, что я не любитель острых ощущений и приехал в ваш вонючий город совсем не для экзекуций. Понятно излагаю?
– Не-а,– осмелился кто-то на реплику.
– Поясняю. Мордобой не одобряю. Понятно теперь?
– Да. Чего не понять. Ясно, что не одобряете, святой отец.– Живо отреагировали обитатели лондонского "дна".
– Я понимаю, что не от хорошей жизни разбоем занялись и нищенствуете не из любви к такому времяпрепровождению, но неужели в таком большом городе и не найти себе занятие менее хлопотное и более прибыльное?
– С фабрики выгнали и куда я пойду?– заныл стоящий крайним слева коротышка в длинном до пяток сюртуке. С кого он его содрал не известно, но потерпевший был видать здоровяк, потому что нынешнему обладателю пришлось рукава срезать наполовину. Сюртук был подвязан, как и положено веревкой пеньковой, а из-под длинных пол, бахромящихся по земле, торчали босые, грязные пальцы ног. Остальные одеты были не лучше. Приличнее всех выглядел Хью – "утопленник" в его цилиндре и вполне добротной куртени из парусины. Дырок почти не было на ней и это очевидно давало ему право на капитанство.
– Что, все фабричные?– оборванцы запереглядывались и Михаил понял что, пожалуй, не все.
– А в порту на разгрузке, в доке не пробовали пристроиться?– Спросил он.
– Там своих хватает. Сунься-ка. Наш район этот. Вон от того угла, до Трафальгарки,– объяснил кто-то «бестолковому» победителю.– Ты, того, святой отец, коль уж так вышло, то либо отпускай, либо вызывай легавых, пусть вяжут. В околотке конечно не сахар, но привычно,– пробурчал Хью, пришедший в себя.
– А может вам скоморошеством заняться? – Михаил сочувственно рассматривал оборванцев. – Играть, кто нибудь умеет на музыкальных инструментах? Ну-ка умеющие, поднимите руки.
Подняли двое из пятнадцати.
– Я дудеть могу на свирели,– доложил «полосатый».
– А я на барабане могу стучать,– отлип от стены еще один оборванец с музыкальными навыками.
– Ну вот, уже кое-что,– окинул их одобрительным взглядом Михаил и полез в дорожную суму.– Держите,– свирель и барабан, неожиданно появившиеся в руках монаха, привели оборванцев в совершенно детский восторг. Заухмылялись и перемигиваясь, стали
