наружу. Большой – за ним.
– Зря ты с ним так, – злобно пробормотал хозяин двора. – Сейчас с гридью вернется и в поруб тебя! А мне от наместника – укор!
Дедко усмехнулся:
– Дерзишь. И за то будешь наказан, – сказал он. – Не твоя ль там женка? – Палец указал на молодку, прибиравшую со столов.
– Моя, а тебе…
– Со мной ночью будет, – перебил Дедко. – Соскучился я по бабьему мясцу!
И потянулся с хрустом.
– Да ты…
Вернулся давешний крикун. С ним – пара воев. Обоих Малец сегодня видел. Из тех, что отвели их с Дедкой к наместнику.
– Вот этот! – закричал дородный, указывая на Дедку. – Всыпьте ему да в поруб!
Вои глянули на Дедку… И остановились.
– Этого не будем, – пробасил тот, что постарше. – Батько велел этого не замать.
– Да как же… Княжье добро…
– Добро – твоя служба, – строго произнес старший. – Не наша.
Кивнул Дедке. Уважительно. И Дедко ему – так же. Но сидя.
И оба воя ушли.
– Ах ты ж… Да я… – Дородный поискал, на кого выплеснуть гнев и нашел: – Чтоб я к тебе еще раз! – заорал он на хозяина двора. – Ты… Больше ни грошика, ни резана!
– А я что? – возмутился хозяин. – Я ж…
– Надоели! – по-особому, по-медвежьи зло рявкнул Дедко.
Крикуны осеклись.
– Не будет у тебя еще раза, – колдовской ножик оказался в руке Дедки. – Мары придут за тобой. Я сказал. А ты… – поворот к хозяину двора: – Тебе урок назван. Будет исполнен – прощу.
И пошел наверх, в комнатку, за которую заплатил. Спать.
Малец хотел за ним, но Дедко за рогожу не пустил. Бросил на земляной пол тюфячок, набитый соломой, мол, здесь будешь спать, снаружи.
Малец, понятно, не спорил. Устроился и заснул сразу. Устал.
Проснулся от крика. Баба кричала. Надрывно так, будто рожала. Там, за рогожей, где Дедко ночевал.
Малец вскочил, хотел сунуться, глянуть, чего там?
Но его крепко ухватили за рубаху и обратно, на тюфячок.
Хозяин двора.
Баба вновь заверещала, а у хозяина морда скривилась, будто больным зубом твердое прикусил.
Малец вспомнил, какую плату потребовал с него Дедко – и пожалел мужа. А тот, словно угадав жалость, обнял Мальца, прижал, по голове погладил.
Мальцу такое непривычно было. Его кроме мамки никто не одарял лаской. Да и мамка – редко и давно.
Баба перестала орать… И вдруг замычала по-коровьи, густым басом. Раз, другой, третий…
– Дядька, больно! – вскрикнул Малец.
Хозяин двора тут же ослабил хватку.
– Бедняк ты бедняк, – жалостно пробормотал он и снова погладил по голове.
Малец не понял, почему он – бедняк. Но спорить не стал. Видел в темноте, какое у мужа лицо.
За
