пальто и закутал ее в свою одежду. Больше он ничего не мог сделать, оставалось вернуться к штурвалу. Вдруг он увидел, что за огромной волной, далеко на горизонте, показалась темная полоса! Сашка закрыл глаза и потряс головой, но когда он вновь посмотрел в даль, полоса стала еще отчетливее.
– Товарищ капитан, разрешите обратиться, – бодро проговорил матрос и вдруг засмеялся.
Капитан, занятый приборами, зло покосился на Сашку:
– Что это тебе хихикать захотелось?! Что надо?
Капитан Евгений Павлович не хотел идти в этот рейс. Напрасно он кричал в кабинете начальника порта и стучал кулаком по столу, доказывая, что по всем метеосводкам на Ладоге надвигается шторм и что на старом кораблике он вряд ли сумеет доставить людей на остров без приключений. Все словно онемели, его не слушали и о чем-то шептались за спиной. И было в этом шепоте что-то такое, что капитан вдруг почувствовал: кто-то сознательно толкает его корабль в беду.
Оставшиеся сутки он изо всех сил гнал от себя эти мысли, но ужасные погодные условия и уже завершенная навигация вновь возвращали его к невеселым размышлениям.
Придя вечером 10 ноября на причал, он ожидал увидеть несчастных солдатиков, которых перевозят на учения. Он почему-то так и решил про себя и очень жалел этих незнакомых ребят, но его взгляду представилась совсем другая картина. На берегу теснились друг к другу люди с небольшими детьми, меньше мужчин, больше женщин и детей. Всего Евгений Павлович насчитал их двадцать, у одной из женщин на руках был грудной ребенок. Рядом с путешественниками суетился невзрачный мужичонка с портфелем, каких капитан привык звать про себя «кабинетная вошь». Ясно было, что он не едет. Подойдя к Евгению
Павловичу, он вонзил в него свои глазки-буравчики и произнес хрипло:
– Доставишь на остров – и сразу назад, в разговоры не вступай, не советую.
Затем, наклонившись к самому уху капитана, прошелестел:
– Народец поганенький, понял?
Евгений Павлович ничего не понял, а потому решил уточнить:
– Забирать-то их когда?
Человечек вдруг весь затрясся от хохота:
– Они там и зазимуют, на зимовку едут, на остров!
Тут капитану стало не по себе:
– Там ведь жить негде, – проговорил он, но, оглянувшись, увидел, что мужичонки нигде нет, а его пассажиры уже проходят на корабль.
Всю дорогу, пока не начало сильно штормить, Евгений Павлович размышлял, кто же они, эти люди, пустившиеся с малыми детьми в столь опасное путешествие, да так ничего и не придумал. Но когда на корабле отказали все приборы, в минуту высшего душевного напряжения капитан понял, что это не его, а этих людей хотели погубить, вместе с малыми детьми погубить, а на него просто наплевали. С этой минуты он был готов умереть, но доставить людей на остров, и когда Люську, словно на крыльях, вынесло к дверям рубки, когда капитан увидел, что девочка цела, он, давно забывший
