мозаичное изображение карты штата, крыша – из разноцветного плексигласа, рядом – летающая тарелка на колоннах. Звучание гитары Джимми Пейджа поразило меня так же сильно, как в детстве Бетховен. Пейдж показался не просто отличным гитаристом, но – визионером, который сочинял и составлял разные фрагменты в звуковое совершенство. Led Zeppelin взяли уже известную музыкальную форму – рок на блюзовой основе – и превратили ее в нечто новое, совершенно свое.
Роберт Плант пел как сирена – я и не подозревал, что так вообще возможно! Я уже слушал живьем Терри Рейда и Стива Марриотта – в определенном плане предшественников Планта – но Плант точно был лучше, мощней, притягательней, совершенней. Он просто создал стиль, которого ранее не существовало. И при всех его исключительных вокальных данных он не был просто певцом. Роберт Плант был воплощением рок-божества. Никто так не выглядел. Он был таким создающимся архетипом. Помню, потом я пошел на The Who, и увидел, что фронтмен Роджер Долтри сменил свою пышную прическу – отрастил кудрявые локоны. Ага, подумал я, хочешь на Планта быть похожим. Все хотели внешне походить на Планта и петь как Плант.
На той летней сцене все происходившее изумляло. Тот концерт – мое переживание, самое близкое к религиозному.
На концерт мы пошли с Дэвидом Аном, с которым мы продолжали общаться время от времени, и по окончании я его просто попросил: «Давай не будем говорить об этом. Не будем о концерте – ведь что бы мы ни сказали, это просто все обесценит».
Я никогда, вообще никогда в жизни не увижу и не услышу подобного совершенства.
Я понимал, что для меня музыка – все еще спасение и главное решение проблемы глубокой внутренней неуверенности. Я хотел реального подтверждения, которое я чувствовал, играя перед публикой. Хотя Post War Baby Boom не зарабатывали ни пенса, мы давали концерты в местах вроде Beehive; а мне самому нравилось петь свои песни под гитару менеджерам паблишинговых компаний. Так что я снова начал поигрывать с Мэттом Раэлом, младшим братом Джона из Post War Baby Boom. Несколько лет назад мы с Мэттом очень много играли вместе, и теперь снова врубили наши черные фендеровские комбики, и принялись экспериментировать. Иногда к нам присоединялся барабанщик Нил Тиман. Часто мы выворачивали все ручки усилителей до конца – тембры, громкость – и создавали тройную стену шума.
Нам удалось сделать себе несколько концертов в одном хипповском месте в Бруклине под названием «Bank». В самом здании располагался «штаб» некой коммуны, члены которой там же и жили – на нескольких этажах заброшенного банковского здания. На одном этаже пол усыпали сеном – там дети катались на осликах. Мы играли на другом этаже, наваливая стену шума – гитары наши скрежетали жутко. Мэтт даже не стоял лицом к аудитории на большинстве концертов.
Здорово было снова начать играть, но эта группа явно не имела для меня будущего, а мысли о будущем больше и больше глодали меня по мере приближения выпускного. Я уже в выпускном классе, надо думать о дальнейших шагах. Давление, которое
