align="center">Глава 5
Гаитоэранту разбудил шелест дождя. Из открытого окна тянуло холодом. Затянутое хмурыми тучами небо серой тенью висело над миром.
Она сладко потянулась и села на кровати. Должно быть, было еще рано: не слышно легких шагов прислуги, на столе еще не появились традиционные утренние пирожные и фрукты.
В этом благословенном городе всегда все было вовремя и очень здорово. За месяц, проведенный его стенах она научилась ценить и восхищаться самыми обыкновенными вещами – красотой окружавших дворец пейзажей, добротой и ненавязчивостью эльфов, их умением ценить прекрасное. Будучи долгожителями, они оставались смертными и при этом старались жить в согласии со всеми живыми существами. Не то, что люди.
Гаитоэранта в тайне от себя самой восхищалась древним народом калатари. Наверное, именно поэтому она не пренебрегла просьбой мудрейшего из кошачьих «не сушить благорродных серрдец любовной тоской по недосягаемому величию». Гаитоэранта распустила отряд собственных поклонников, вновь став для них лишь любопытной чужестранкой. Ей до всего было дело – до свободно бродящих в окрестных рощах единорогов, до крылатых пегасов, до священных танцев солнца и луны, до быта рядовых калатари, их семейных традиций и печалей. Она днями и ночами пропадала в садах, лесах и городе, все больше удивляясь отсутствию подобного интереса со стороны подруги.
Марина странно замкнулась в себе, ее почти не было видно. К свойственной ей задумчивости прибавилась какая-то обреченность. Кот это видел, но когда Гаитоэранта попыталась поговорить с ним об этом, лишь выразительно фыркнул и принялся заверять, что «все фигня и веррить незачем». Именно по настоянию Марины они решили задержаться в Стейдвидже до конца лета и дождаться следующего каравана для перехода через заповедный каньон. О том, чтобы просто выделить им проводника и речи не шло – по другую сторону гор начинались владения ведьмаков, а владыка Альк ценил жизни своих подданных.
Марина предпочитала бродить в одиночестве, впрочем, как и Кэрсо-Лас. Этот вообще предпочитал не выходить за пределы дворца и священного леса, якобы боялся новых аллергических приступов и тоже заметно закис. Похоже, впервые оказавшись в «шкуре смертного» великий бессмертный господин превратился в ипохондрика и параноика.
Гаитоэранта накинула белоснежный халат из мягчайшей шерсти каракала – здешней разновидности одомашненной лани, неслышно ступая босыми ногами по напитавшемуся солнечным теплом мраморному полу, выскользнула в погруженный в не успевший растаять ночной мрак коридор.
Из-под двери в комнату Марины лился мягкий ровный свет, продолжавших почему-то гореть свечей. Гаитоэранта осторожно постучала, никто не ответил, она собралась уже идти дальше, как вылетевший из ее собственной комнаты сквозняк приоткрыл неплотно захлопнутую дверь. Марины в комнате не оказалось. Горели, оплавляясь свечи, кровать была аккуратно застелена, хозяйка явно ушла еще вечером и не появилась до сих пор.
