а лишь смочишь немного губы.
Владимир Бортко решился после первого глотка влить немного Гоголя в горло и заплатил за это большую цену: сильно проиграв в зрелищности – внести в современное кино долю гоголевского смысла. И вот какая штука приключилась. По впечатлению первого получаса – фильм дрянь. За великим, но митингово поданным монологом Тараса перед битвой, перенесённым в начало фильма, дабы задать его основную идею, идёт бледная скомканная калька с Гоголя, дополненная вольностями сценариста.
Актёры не столько говорят, сколько читают Гоголя, точно забыв, что репетиция закончилась. Терзает ухо топорная электронная музыка, налезающая на всякий волнующий эпизод и придающая ему стойкий привкус дешёвого одеколона. Хочется хоть на секунду заткнуть саундтрек и услышать хоть один звук природы – стрёкот кузнечика, чистый звон крыльев гоголя над Днепром, скрип телеги, храп подвыпившего козака. Но, видать, нет уже звукорежиссёров на киностудиях, молчат, затыкают картинку назойливой шарманкой.
Ещё дешевле выглядят картины малорусской природы: где там яркость и разнообразие красок, где игра света, где запах девственной степи, который должен доноситься с экрана, – непонятно. Точно шаловливая малолетка, решившая выйти на бульвар, да не умеющая толком нанести румяна и помаду, предстаёт малороссийская природа дурно и дёшево раскрашенной и ещё дурнее скадрированной.
И среди всего этого безобразия Бортко переписывает Гоголя, додумывает эпизоды, меняет акценты. Кто и с какой радости пустил сплетню, что фильм снят «дословно по тексту»? Неизвестно. Видимо, это был тот брехун, который думает, что ежели «не по тексту», то можно издеваться над классикой уже совсем как нечистый на душу положит. А коль уж не переименовал Бортко Тараса Бульбу в Виктора Ющенку, так уж значит и «дословно»…
И вот жена Тараса и мать Остапа и Андрия вместо того, чтобы преподать издалека своё благословение сыновьям, лежит у ног Тарасовых изрубленная (тем самым для Тараса война за веру превращается в месть за жену). И вот уже панночка, ставшая из ореховолосой – пошловатой блондинкой, вместо того, чтобы с детской капризной шалостью наряжать Андрия и весело скакать вкруг него, страстно целуется с ним и отдаёт на откуп бурсацкой руке свою девичью грудь (тем самым движения души Андрия, приведшие к измене, обретают животный привкус). И вот Остап дискутирует с Андрием о Цезаре и припоминает не помянутые у Гоголя эпизоды из детства. А Мосий Шило играет с тем же Андрием в Вильгельма Телля с дикого американского Запада, расстреливая из пистоля яблоко на козацкой голове.
В какой-то момент уже кажется, что эта игра дурдома в зарницу так никогда и не кончится, и начинаешь уже проклинать всех и вся за то, что заманили на это глумление над Гоголем. Лезут в голову и дурные мысли, унижающие наше отечество. Что, мол, вот Ежи Гофман снял «Огнём и мечом» про туже эпоху, но у него и музыка за душу берёт, и польская пани в исполнении Изабеллы Скорупко ведёт себя как шляхтенка, а не жеманится,
